Сибирские огни, 1935, № 5

8 ПЛЕНУ У ИМИ 29 — Товарищи! Я предлагаю бойкотировать Михельсона! .. В камере вдруг наступила тишина. Повидимому, никто не ожи- дал, что спор примет такой оборот. Все молчали и старались не гля- деть друг на друга. Наконец, Разницын робко произнес: — Ну... это. .. товарищи... уж слишком!.. Я поддержал Скалепова: — Во всяком случае, с этого дня мы со Скалеповым перестаем подавать руку Михельсону и прекращаем всякие разговоры с ним. Камера молчала. 9. Т И Ф В тюрьме был голод. По камерам гулял сыпной тиф. В тюремную больницу никого не принимали. По словам администрации, она была переполнена. Больные валялись на нарах рядом со здоровыми, зара- жая их. В нашу камеру тиф не заглядывал еще. Богомаз шутливо восклицал: — Нашу камеру Колчак не слопал! Тюремная вошь не заела! И тиф не возьмет! (Но тиф пришел и к нам. Прокрался он неожиданно и непри- метно. Лежавший рядом со мной рабочий Григорьев давно уже жало- вался на недомогание, на головные боли и на боли в руках и ногах. Богомаз говорил ему: — Это у тебя инфлуэнца... Побольше прогревайся и потей... Все пройдет... Григорьев усердно торчал около чела печи, когда она вечером топилась. Днем он почти не отходил от теплой печки: то приклады- вался к ней поясницей, то прижимался грудью. Но все время был на ногах. Он даже прогулок не пропускал — выходил на тюремный двор вместе со всеми. Однажды мы заметили, что утром Григорьев встал сильно изме- нившийся: лицо его покраснело, глаза необычайно блестели и каза- лись пустыми. Весь день его уговаривали прилечь на нары. Но он отшучивался: — Ерунда! .. Люди тиф переносят на ногах. .. А у меня — только башка трещит... Поразомнусь. .. Пройдет. .. Не первый день: .. В этот день он почти ничего не ел. К вечеру лицо его стало багрово-красным. Он весь охвачен был каким-то странным возбуждением. Обычно молчаливый и малопод- вижный, в этот день он много ходил по камере, много говорил и невпопад смеялся. Сразу после вечернего чая он повалился на нары. А через час уже метался в бреду. Я осмотрел его грудь и живот. Давно не мытое, серовато-грязное тело Григорьева покрыто было красной сыпью. Не было сомнения, что у Григорьева сыпняк. Подо- шли товарищи, тоже осмотрели Григорьева. Постояли. Обменялись короткими фразами: — Да, пожалуй, сыпняк... — Самый настоящий сыпняк! — Надо вызвать старшего. Почти в полночь в камеру вошел старший надзиратель. В чем дело, господа? — спросил он. — Зачем вызывали меня? — У нас заболел товарищ, — ответило сразу несколько голо- сов. — Сыпняк у товарища. .. — Ну, и что ж за беда? —- с усмешкой произнес усатый надзи- ратель. — Во всех камерах сыпняк... Во всей тюрьме...