Сибирские огни, 1935, № 5

102 Ш11М111111Ш11!1Ш111Н111 Н. ЕМЕЛЬЯНОВА и всматривался. — Идут мимо окна и не заглянут. Беги, старик, дого- няй. Чего же это с Таней-то? — Пойдемте к вам, — сказала Наташа, — а то я сейчас ^древу. Вы не смотрите, товарищ Адоньев. — Она отвернулась и вытерла гла- за. Сказалось огромное напряжение полутора месяцев. — Не размокай, дочка. Пошли! — Адоньев шагал впереди Ната- ши, а Таня припрыгивала около него и спрашивала: «Дядя Адоньев, а дядя Адоньев, зачем вы себе отдельную церковь построили». В окно большой комнаты смотрели тополя, церковный крест и пролет колокольни. Адоньев держал Таню на коленях и гладил стри- женую ее голову. — Так, так, — задумчиво говорил он. — А? — и прикладывал руку лодочкой к левому уху. — Рассказывай! Так! — И подумать, — после того, как все уже было известно Адонье- ву, сказала Наташа, — почти за два месяца жизни там я не слышала слов: партия, родина, героизм, профсоюз, ячейка, энтузиазм. Впрочем, нет, — рассмеялась она, — слышала и насчет партийцев, и еще от Вознесенского, что он энтузиаст, но умеренный. Она помолчала. — Вот видите, товарищ Адоньев, так все и вышло. Со стороны посмотреть — ужасно глупо: повезла девочку за тридевять земель, заразила в дороге тифом, едва выходила, а теперь снова везу. Бед- ная моя Танюша! — Никакая не бедная,—отозвалась девочка. Она заметила в углу игрушки, купленные Адоньевым для детского сада в Гродекове.—Мо- жно мне конструктор посмотреть? — Все можно, — сказал Адоньев. — Вот, сейчас сын придет, он тебе все, что хочешь, построит. Инженер, ведь, сын. Уже несколько раз слышала эту фразу Наташа, и всегда чувство- вала в ней трогательную радость — собой ли, сыном ли, — все равно. «Почему я не люблю называть себя геологом?» — вспомнила Наташа и сказала: — Так вот, я и прошу вас: как только получу телеграмму от Дробышевых, — увезите мне Таню до Камарчаги. Но пообещайте мне, что, если они не встретят ее почему-нибудь, вы останетесь на день и сдадите Таню с рук на руки. Как товарища прошу. — Прошу, прошу, — рассердился старик. — Что я тебе — Воз- несенский или кто там еще, что меня надо просить? И я не дурак, чтобы девочку одну пустить! Старик стал очень торжественным и заговорил свое об образе дей- ствия... — Так, —• сказал он наконец, — еду я послезавтра. Это подхо- дяще. Но Таню к Дробышевым везти не подходяще. Ты не перебивай... Ты подумай-ка: девочка после болезни, нервная. Ей надо ласку, отца, мать. А ты ее сейчас в Камарчагу. Осенью отец за ней должен ехать. Не годится. - — Но я не могу не ехать на Новую землю. — Обошлась бы и со старой, — заворчал старик. — Займись, пе- ределывай на новую. Ну, да ладно, — сейчас и речи нет, чтобы тебе не ехать. А Таня? Поедет она со мной в Гродеково, благо и ваши ла- гери там в этом году. И — говорю, не перебивай! — будет у ней там с одной стороны — папа, а с другой — старый глухарь Адоньев. На- счет стирки там, сготовить, — так у меня и старуха жива еще, и жен- щин у нас хватит, да й Адоньев сам не без рук. — Так ведь там граница! — воскликнула Наташа. — Тьфу ты, мать честная! Да ведь самое крепкое место — гра- ница. Чего тебе еще? Жизни бояться не надо, Наташа, а то она тебя