Сибирские огни, 1935, № 5

ПОВЕСТЬ О РОДНЫХ И ЗНАКОМЫХ ННП1ПН\1«1П51)НЭ1ПН)1ГОН!НП1ИП1ТНП1Н1П1Н1И)Н1НПН)НП1Т1П1НП1Пт 89 Наташа заметила, что отец уже ушел. — Мы не мешаем Тане шумом? — спросил Наташу Сергей Ива- нович, и Наташа ответила, что не мешают. — А вы почему такая? — Какая? — Ну, скучная, что ли? Надо жить, Наталья Александровна. На- до жить, а вы зсе только думаете. Вот, посмотрите, как другие живут. Наташе всего уже было довольно через край. — Пойду, посмотрю Таню, — сказала она. Наташа нашла отца в саду. Он сидел на скамейке, наклонившись и задумавшись. Совсем белая его голова и рубашка выделялись рез- ко на темной зелени. — Ты отчего ушел? — спросила Наташа. Чувствовалось, что приближается неизбежное об'яснение отца и дочери, когда можно говорить только правду. — Видишь? — спросил отец. — Вижу, — ответила дочь. Оба помолчали. — Вознесенский этот — негодяй, — сказал отец. — Он дядю Петра засудил. Выступал защитником интересов господина Рябушин- ского, а теперь, видишь ли, он будет честно работать с большевика- ми! Чего так поздно спросили господина Вознесенского — не пони- маю. Погиб из-за него человек. Дядя Петр, брат отца, служил у Рябушинского, тоже за контор- кой. Был всегда худ, желт, плохо одет и всегда весел. Был у него особый лихорадочный взгляд темных глаз, будто он постоянно был голоден. Чуть помнила Наташа, как судили дядю Петра и потом вы- слали в Сибирь «за политику». Дома говорили, что он «сам виноват». — Я, Наташа, никогда злым не был. Служил в конторе, считал, писал. И все было ладно. Хозяева мной довольны. К рождеству, пас- хе —. подарки. Приглашают к хозяину играть в квартете. Помнишь, за мной лошадь, бывало, присылали: «Хозяин просит играть». Осо- бенно политикой не интересовался. Хотел, правда, побеспокоиться, да как-то одним желанием обошлось. Николай, так Николай. Конститу- ция — ладно. Дума — мне и с Думой одинаково. В газетах любил фельетоны Дорошевича читать. И казалось мне, что я и к советской власти равнодушен. В газетах и теперь только фельетоны читаю: Ильфа и Петрова, Кольцова. Ну, побаиваюсь войны на Востоке, а так — никакой политики. Правда, обманывать советскую власть — никогда не обманывал. Попал .в девятнадцатом году завхозом на уральский заводик, работал на совесть. Теперь вот — катаракты на глазах. Дали мне пенсию... Да не в этом дело. .. Внутри-то я — по- сторонний происходящему человек. Александр Степанович пошевелился, и тут только Наташа заме- тила, как необычайно тихо склонялись над ними тяжелые листья де- ревьев. Бесшумно между ветвями мелькали огненные черточки свет- ляков. — Уразумел это я вот как. Замечаю, что появляются новые, ка- кие-то другие люди. Узнал Алексея твоего и сразу полюбил. Помню, был у меня с ним разговор один: «Почему ты, — говорю, — в пар- тию не идешь?» — «Зарекомендую, — говорит, — себя честной ра- ботой, а потом попрошусь»,. Честно к себе он относится. Это хоро- шо. Убежденность у него, вера. Вот этого-то, Наташа, не было у ме- ня никогда. Чорт его знает, как мир крутится. Мне бы только про- жить. И вот чувствую я злобу на себя. Как же это я не задумался над жизнью и все в ней устроилось без меня? Значит, я на свете зря