Сибирские огни, 1935, № 5

84 UlllllinillNllllilllllllNli H. ЕМЕЛЬЯНОВА Наташе это было непонятно. Не такой видела она Катерину Ивановну на Алтае. Полная, румяная, с ямочками на щеках, в про- стых ситцевых платьях, сшитых прекрасно ею же самой, она, в окру- жении всяких вкусных вещей, которые будто сами двигались вокруг нее, хозяйничала' за столом. Когда она успевала все приготовить, было непонятно, так как она служила машинисткой на руднике. «Те- перь нельзя не работать, — говорила она. — Стране нужен каждый честный работник». Правда, сама не замечая, она повторяла слова старшего инженера, но что из этого, если слова были хороши? Вс ех инженеров, сослуживцев Александра Степановича, она чрезвычайно уважала и считала умным все, что бы они ни сказали. Так же те- перь относилась она к врачам, приятелям Сергея Ивановича. Инженеры, приглашаемые в дни отдыха к обеду, хвалили все род ряд: отменно вкусные блюда, новое платье хозяйки, ружье Александра Степановича, катали Катерину Ивановну на заводских ло- шадях и по вечерам долго играли в преферанс. Катерина Ивановна на службе была всегда неизменно аккуратна и исполнительна. По ве- черам ходила в школу политграмоты и всегда помогала начальнику клуба в устройстве культурных дней отдыха. Мужа неизменно лю- била,, е|э|дилц d ним на рыбную ловлю, а по вечерам слушала е го рассказы о странах, где он никогда не бывал и которые поэтому казались ему самыми лучшими. Может быть, даже лучше Алтая. Ког- да он ц(грал на скрипке, она подпевала ему небольшим, но чистым голосом, слух у нее был прекрасный. В свои приезды к отцу Наташа видела, что со второй женой живется ему спокойно, а Катерина Ивановна восхищалась Наташей и искренно полюбила Таню. — Ах, Наташа, Наташа, -— говорила она, — как бы я хотела забыть все эти предрассудки, стать, умнее, лучше, но, вот, не могу; богу еще молюсь. — И искреннее волнение чувствовалось в ее го- лосе, а лицЬ было милое и простое. А здесь бывало так: Катерина Ивановна и Таня сидят перед большим узлом с яркими лоскутами, и Катерина Ивановна говорит: — .Вот это можно отдать для куклы. Это платье я шила когда- то знаменитой купчихе Морозовой. Она была красивая, но очень толстая. Был у нее ухажор. Вот она все и просит: «Талию, — г о в о- рит, — мне потоньше». Так ведь ее топором не обрубишь, талию-то. Начнешь ей мерять, замучаешься: все придирается. Но зато уж жили они! Как жили! Пила она кофе прямо в постели, потЬм приходила массажистка, потом маникюр, потом я несу платье. Нам так не жить, даже если Сергей Иваныч две тысячи будет получать. Хотя бы во время нэпа пожить удалось. И то — нет. Говорю твоему дедушке: «Я буду бриллиантиками спекулировать». А он так рассердился, ни- когда таким не видала. А чего сердиться? Жили бы хорошо. А де- душке твоему понадобилось бросить службу в Москве, поехал на Урал. Я думала — там золото. Но дедушка ' твой самый вредный для своих человек. Заведывал хозяйством на заводе, а мы без сахара чай пили. Рабочим раздает, а мы сидим. Она перебирает лоскутик за лоскутиком из пестрой своей жиз- ни, перечисляет богатых заказчиков и завидует хорошему их житью. Таня занята другими лоскутиками и половины не слышит. А Ната- ша, опустиЬ голову на руку, сидит задумчиво у перил балкона и смотрит на сверкающую за кипарисами полосу моря.