Сибирские огни, 1935, № 5

4 ||111Ш1!11Ш11!1111111111111111 ф - БЕРЕЗОВСКИЙ" ми металлическими наконечниками. По улицам много шныряет чи- новников в военной и гражданской форме. Много встречается офи- церов. Гражданское население города теряется в потоке блестящих погон и светлых пуговиц. У военных людей лица мрачные и злые; чиновники чем-то озабочены; на лицах обывателей — уныние и рас-, терянность. Еще совсем недавно все эти люди ликовали по случаю одержанных побед над красными; сегодня их лихорадит отчаяние. По Тобольской улице приближаемся к окраине города. Вот и конец улицы. Впфеди большая и пустая площадь, окруженная се- рыми деревянными домишками. Посреди площади тюрьма — серая и неуклюжая коробка в три этажа, с пологой темнокоричневой крышей, с маленькими решотча- тыми окнами, похожими на черные провалы выбитых глаз у боль- шого серолицего урода, голова которого покрыта темнокоричневым приплюснутым картузом. Тюрьма огорожена высоким забором, сло- женным из кирпича. На углах кирпичной изгороди и над тюремными воротами вздыбились вышки, на которых маячат серые фигуры во- оруженных часовых. Из-за высоких кирпичных стен тюремной огра- ды выглядывают рассевшиеся вокруг главного тюремного здания не- большие одноэтажные постройки с облинялыми серыми крышами: кордегардия, главная тюремная контора, квартиры администрации, больница, конюшни, кладовые. В последний раз смотрю на клубящееся черное небо, на выби- тые черные глаза бледноликой тюрьмы, на серые фигуры часовых; оглядываюсь на Тобольскую улицу, по которой двигаются воору- женные казаки и чехи. Стараюсь представить себе картину жизни в других сибирских городах. Мир сибирской контрреволюции кажется мне сплошной вооруженной тюрьмой, в которой задыхаются и исте- кают кровью в тяжелой борьбе люди нового мира, рожденного Ок- тябрем. Но, вот и тюремные ворота — большие, серые и тяжеловесные. Пятый раз в своей жизни прохожу я через эти ворота. Пятый раз переступаю порог омской тюрьмы. Вхожу в коридор. Тюрьма все такая же сырая, мрачная и вонючая. Иду коридором первого этажа. Коридор очень длинный, узкий, низенький и полу- темный. Свет проникает в коридор из двух маленьких решотчатых окон, пробитых в северной и южной стенах. От середины коридора кажется, что вдалеке свет просачивается сквозь черные решотки по- токами серого газа и, придавленный тяжелым тюремным воздухом, бессильно падает на пол там, близ окон. Глаза не могут освоиться с тюремным мраком. То и дело я за- пинаюсь ногами за грязный, сырой и неровный пол. Голова кружится от застоявшегося тюремного воздуха. Пахнет гниющим деревом, раздавленными клопами и уборной. Коридоры не проветриваются — нет вентиляции. Вдоль тюремных стен, справа и слева, маячат черные четырех- угольники камерных дверей, обшитых листовым железом и припер- тых железными засовами, на которых болтаются огромные замки. В дверях светятся круглые дырочки величиной с медный пятак — это «волчки», в которые коридорный надзиратель наблюдает за жизнью камер. В запертых камерах, точно в замурованных ульях, жужжит приглушенная стенами многоголосая человеческая речь. В первом этаже, кроме арестантских камер, находятся: дежурное помещение тюремных надзирателей, комната для свиданий арестан- тов с родственниками и тюремная канцелярия. По узенькой каменной лестнице поднимаюсь в коридор второго этажа. Здесь также сумрачно, сыро и удушливо. Справа и слева,