Сибирские огни, 1935, № 4

84 липmiнн1 ы F ti(ни:IниnitfHfmitmi IU гшнпишшгшншштшш«ш!f HI нхшшнш Jininii tшmi ш • imi HI тшшяi;nmit uiumi mwfж Солдат уладился его порыву, его цепкой силе, с которой этот су- тулый, изможденный подросток схватил горсть камней и швырнул в забор. — Роман! сядь! — встревоженно заворчали (мастеровые. — Не- равно кто из уставщиков услышит или, не дай 'бог, — сам кондук- тор. — С ума сходишь?! — Я знаю! — подросток выкрикивал слова, захлебываясь, глаза его дико блестели. — Воля всем нам, крепостным, уж давно вышла, да чиновники с (генералами царский указ под сукно спрятали... Не ви- тать нам волюшки, коль не добьемся того царского указа! — Ты на него, служилый, не гляди, не (слушай: припадочный он у нас... — Я все знаю! Недаром рудовозчики бают, по деревням слух идет. Об'явилоя в Кулундинской волости, деревни Мезенцевой кре- стьянин Семен Щеглов... Он сей указ своими глазами чел и 'список с него сделал... и об'явил православным... И отказались они от работ за- водских проклятущих, не восхотели уголь возить и руду за многие тысячи верст... И забили чиновники того Семена Щеглова до лютой смерти шомполами... 1 — Из тебя бы, парень, добрый поп вышел. — Солдат усмехал- ся. — Проповедывать можешь. Был у нас в полку попик батя Егор... — Да ты, солдат, не слушай. Роман, сядь! Двое мастеровых поднялись, положили свои тощие, но сильные руки на плечи Роману, заставили сесть. На губах его выступила иена. Подросток хрипел, всхлипывал: — Мамку мою беременную плетьми пороли, оттого и я припа- дочным родился... В Санкт-Петербурге статуй стоит светлокаменный... Хоть одним бы глазом взглянуть.... реки синие, чугунная дорога, ко- рабли огневым дыхом ходят... Не хочу молотком руду долбить до са- мой смерти... Туда хочу, где статуй... Выкрики превратились в неразборчивое бормотание. С долгим стоном юноша упал на траву. Он корчилоя, бился. — Неладно люди живут, — про себя сказал солдат: — уйти от греха... Ну ладно, люди добрые, наше вам-с. Козырнув уцелевшей рукой, служивый пошел, подпираясь дубин- кой. Мастеровые пошептались между собой, один окликнул его: — Эй, дядя! погоди. Выпей-ка нооошек на дорогу, сейчас я вы- несу. Роман Ломакин все еще корчился на измятой траве. Солдат от- вернулся, плюнул, перекрестился. Он остерегался нечистой силы, все- лившейся в тело подростка. Заводской вынес рюмку водки, черствый ржаной блин. — Не взыщи, кавалер. Провизию-то в заводской лавке получаем, а жалованья два рубли в месяц. жение закончено, начинается тактическое действие и здесь сразу отвергается на- учный и ученый способ ведения войны, выработанный западной цивилизацией, и обнаруживается чистое варварство. Эта блестящая армия с ее старыми воинами, мНЬгие из которых носят оруж,ие в течение двадцати пяти лет, — этот образец маршировки на парадах, — оказывается столь неповоротливой, столь не способ- ной к схваткам и к борьбе небольшими отрядами, что ее офицеры могут только бросать ее всю целиком, как единую тяжелую массу, на неприятеля. Отбрасывает- ся всякая мысль о тактическом маневрировании: вперед, вперед, вперед, — это все, что можно делать. Эта густая масса тел, конечно, уже в силу своей компактности, представляла собой лучшую мишень, которой только мог бы пожелать для себя артиллерист; и в то время, как неплотные ряды британцев, залегшие за верхуш- кой холма, были защищены от огня, они залпами обстреливали густые колонны, убивая при каждом залпе 30-40 человек и осыпая их градом пуль Минье, из кото- рых вряд ли хоть одна могла не попасть в столь огромную мишень». 1 О крестьянских волнениях 1856-57 г.г. см. быв. архив Гуляевых, папка 19, де- ло 34, листы 50-94, i _