Сибирские огни, 1935, № 4

ЕВГ. БЕРЕ ЧНИНКИЙ С О Х А ТЫЙ Зубцы дальних гор беззвучно горели. Вот-вот запылают вершины сосен, сошедших к ручью. Схлынул туман и разметали форели Брызги навстречу солнечному лучу. Щебетом, писком и плеском полон рассвет. Осторожно, Тихо раздвинув ветви, Вышел на водопой Зверь матерый сохатый. Ноздри раздув на ветер, Он поводил тревожно Тяжелой резной головой. Тронуло трепетным светом солнце прибрежную заросль: Зверь позолоченный замер, слушая близость врага, Грузный и мощный в дымке прозрачной. Казалось, Выше зубчатых вершин вразлет подымались рога. Так он стоял мгновенье, властвуя над горами... Зеленый мир, опрокинут, плыл в воде. Зверь приник К звучной прохладной влаге бархатными губами. Бросило солнце гроздья сочных рябин и брусник... И хрустали и рубины дрогнули, заиграли, Дрогнули и поплыли радужные круги, Словно игривые воды здесь прихотливо собрали Самые лучшие краски, тени и тайны тайги. Рядом хрустнула ветка. Чутко замер сохатый, Будто врезанный четко в раму из гор и вод; Близко, как на ладони, бок звериный мохнатый Там, где гудит большое мощное сердце его. Только и было слышно: Падали громкие капли, Да под ногами зверя тяжко охнул песок. Вот он рога закинул, словно кривые сабли, Вот он готов умчаться, сделав могучий бросок. И, раздувая ноздри, Зверь подскочил и прянул, Гибели жгучий запах Ноздри его ожог. Бурей летит сохатый... Выстрел тогда лишь грянул, Предупредив последний мощный его прыжок В заросли, в жизнь и свободу... Лось упал на колени. Встал... Рванулся... Рухнул грудью на бурелом. Мертвый, казалось, бежит он в непобедимом стремленьи, Зверь свободный и сильный, рвущийся напролом.