Сибирские огни, 1935, № 4

48 1ЖИ1П1Щ! 1КЯ1iHiни=«i:sisifншнинштн»!imirM!зt• я н в ' ^ ншн ! * i i i i • " ; > w t m- : тшв и. ЧЕРТОВА за и неукротимо задрожали ноги. Но Софья уже шагала по улице дальше, черная, бесшумная, как монахиня. Казариха, заплетая ногами, побежала домой. В избе пахло кисло, пьяно. Казариха кинулась искать пиджак и увидела: жиденький сто- лешник на квашне прорвался, и тесто серой массой ползет на скамью» на пол. Казариха растерянно влезла руками в тесто, стала его собирать, втискивать в квашню, и вдруг ноги у ней подогнулись, она села на пол, у кучи теста, и закричала: — Мово-то... кабы... не убили... гос-по-ди! Когда Казариха с новым пиджаком на плече, задыхаясь от горя- чей пыли, подошла к площади и стала протаскиваться вперед, — ни- кто на нее не оглянулся. Толпа стояла, вытянув шеи, и гудела глухо и раздраженно. Караульные три казака охаживали первые ряды и тревожно тыкали. В пустом кругу площади на неподвижном вороном жеребце си- дел носатый начальник, поблескивая пенснэ и золотом погон. Перед ним, натужно расставив ноги и опустив седую голову, стоял поротый л ед Левой. — Благодари начальство! Поклонись в землю! Ну?! — тьгкал его в спину усатый казак. Дед молча, упрямо покачал седой головой. То- гда казак сдвинул тугую фуражку на затылок и ткнул деда сапогом в спину. Левон взвизгнул тонко, по-птичьи, и плашмя повалился жереб- цу под ноги. Жеребец захрапел, попятился, оседая на задние ноги. — Убрать! — коротко приказал начальник, чуть поднявшись на стременах. Деда приволокли к первым рядам и бросили,- — Тихонько! — жалобно, сломанным голосом попросил дед, ко- гда его подхватили под руки. Деда повели по расступившейся толпе, ноги у него волоклись по земле, и судорожно карежилась рубаха на исхлестанной спине. — За сына... ох!.. За Ванюшку... — об'яенял он и не стыдился детски крупных и беспомощных слез, ползущих в бороду. У школьных ворот толпа взволнованно шарахалась в сторону и снова стягивалась, жадно выгнув шеи: из ворот выталкивали поротых, одного за другим. Вытолкнули и Казару. Раскорячив ноги и выгнув спину, он сам добрался до вороного жеребца и бухнулся ему под ноги. Усатый казак поднял Казару за ворот распахнутой рубахи, по- ставил на ноги, и ткнул кулаком в бок: — Ступай, неча землю лизать! — крикнул он, усмехаясь. Федосья поймала мужа за рукав, накинула пиджак, — она так и не знала, к чему он велел его принести, — и потащила домой. Казара кусал бороду и стонал на каждом шагу. — За што это тебя? — заплакала Федосья. — Говорят... желаешь... советскую власть? О-о! Трехвосткой — шутка ?! — Да ты бы сказал... — Говорил... нету, мол... недоумение здесь... не я это, мол... а они — свое... влепили!.. Федосья высморкалась и вдруг сказала: — А у нас пироги-то... ушли... Казара махнул рукой, осторожно пощупал спину и застонал. Один из караульных, бородатый казак, плотный, голубоглазый, -молча расхаживал у школьных ворот. Из поротых осталась невыпу- щенной одна Аннушка. Казаку что-то крикнули из двора, у него дрогнули брови, эн -обернулся к бабам, заглядывающим в ворота, и хмуро сказал: