Сибирские огни, 1935, № 4

40 М. КРАВКОВ Я бросаюсь к вешалке, но потом, конечно, не жду. Поднимаюсь по первой попавшейся лестнице. В зеркале на площадке появляется вз'ерошеннуй, почти страшный облик. Человек со сжатыми челюстя- ми... Здесь я таким ходить не могу! И я нахожу в себе силы достать гребенку и причесаться... Затем, втираясь в плывущую публику, я проскальзываю в зал. На улице многолюдство пугало меня. А здесь я, напротив, ищу толпы. Инстинкт руководит мною, инстинкт несчастного, спасающегося зверя. Прошлое — непоправимо. Я кого-то даже ударил. Вероятно, тог- да я совсем сходил с ума. О тетради и поисках я не думаю. Мне просто хочется увидеть Ирину, чтобы только взглянуть перед концом на приятное ее лицо. В этом зале становится что-то слишком уж шумно! Лучше я пе- рейду в другой. Постепенно я начинаю видеть. Инерция разбега, бросившего меня во дворец, слабеет и я начинаю приходить в себя. Разные лица кругом. Но все приподняты ожиданием. От этого — лица свежи своей простотой. Всякого, кто здесь есть, они принима- ют как своего. Много рабочих. Как на отбор — каленые, кованые. При взгляде на них во мне оживает прииск... Чудесный мост перекидывается между мной и посетителями двор- ца. Исчезает проклятое ощущение заброшенности, делавшее меня та- ким одиноким на улице. Иду я по лестницам, расписными проходами, стеклянными галле- реями, отражаюсь в овалах зеркальных озер, и от диких противоре- чий кружится моя голова. Непривычно мелькают мрамор и золото, и зеленые опахала пальм. Медальоны картин торжественно отепляют стены. Паркет у меня под ногами как нетающий лед. Инстинкт продолжает толкать вперед, в самую глубь этого бес- конечного дворца. Я ухожу все дальше от вестибюля, от страшной уличной двери... Беззмерна щедрость расставленных и развешанных здесь сокро- вищ. Она мешает итти! Каждое царственно отдает себя. Времена и эпохи дарят со стен бессмертный свой блеск. ' И медлят шаги мои под грузом этих подарков. Но я снова чувствую морок, от которого тухнут огни, он ползет позади, холодный, как скользкое чудовище. Я перехожу в другой зал. Новые комнаты и новые впечатления. Рабочий задумался перед картиной. У него несложное лицо. На нем умещается только одно выражение. От этого лицо его очень правдиво. Так сошлись питерский металлист и гениальный итальянский ма- стер. Сошлись в одинаковом чувстве, одного приведшем к восторгу, другого — к творчеству. Это чувство родное и мне, и всем этим людям, ходящим по залу. Всех нас единит заворожившая красота и радость жизни, разметавшая некрасивое и нерадостное и волшебно открывшая недалекое бу- дущее... Но мне, все-таки, надо итти! Иногда в дверях стоят молчаливые хранительницы. Они дают дорогу. Дремлют в темноте парадные комнаты. Там шаги умирают в ков- рах, и звездою горит на невидимой позолоте фонарный отблеск. Прохожу через залы-читальни. Через храмы зеленого света, чи-