Сибирские огни, 1935, № 4

ЗАШИФРОВАННЫЙ ПЛАН 11111111111И 2» Время идет, а ее все нет и нет! Двенадцатый час. Дьявольщина,, хоть за голову хватайся! Неужели надул еврей? И пиво мое на исходе, и в мозг оно броси- лось мрачным дурманом. Но вот я срываюсь со стула. Там, за шумным валом входящих бол- таются красным фонтаном перья. Вихрем я проношусь между столика- ми и направляюсь твердо к рампе, к огненному султану на синем чере- пе шляпки. Она стоит спиной и разговаривает с подругой. Я прямо, с хода, говорю над ухом: — Ниночка Шустрова? Она с испугом оборачивается и вздрагивает. Мне запомнились синие жилки на хрупких висках под нелепым: взлетом окрашенных перьев. Замедли я темпы своей атаки — и все пойдет прахом — она по- просту убежит! И я беру ее под руку с небрежной усмешкой. Она идет сразу, безвольно. Уже улыбается. Мой второй полтинник и вторая бутылка пива! — Здесь я не Нина, — говорит она тихо, когда мы усаживаемся. — Откуда вы знаете мое имя? — Меня послала к вам ваша подруга, которая торгует на базаре..- — На базаре? — испуганно переспрашивает она. Недоверчивый взгляд обыскивает мое лицо. Она смотрит уже враждебно. Минута... и она бросается в толпу... Все пошло прахом! Щеки мои пылают... Я бреду к выходу. У лест- ницы я вдруг замечаю Нину. Она сидит за столиком. К ней наклонился какой-то человек. Глазами она указывает ему на меня. Я узнаю человека по черточкам фатоватых усов, по тюремной бледности. Узнаю недавнего своего соседа в трамвае. 7 Дома в Ленинграде как старые великаны-корабли. Кажется, что когда-то плавали они по всему миру, а теперь вот бесчисленным стадом сошлись сюда, на вечный якорь.... Чем дальше я ухожу от проспекта, тем тише и строже становится их каменный строй, и за мной кувырка- ются звуки моих шагов. Улица расщепилась каналом. И дом разговаривает с домом через мерзлую Фонтанку шопотом заблудившихся снежинок. Они вьются и льнут к тихо шипящим фонарям. И чем плотнее мрак улицы, чем гуще и чаще крестятся снежинки, тем одушевленнее кажется мне сон домов- в их ночной свободе... Я йду один. Нееглаженное еще временем меня тяготит омерзи- тельное ощущение. Точно я выкупался в помойной яме... У меня остается последний шанс—полоумный старик. Но теперь, когда меня поманила удача, я знаю твердо, что я не уеду и буду искать, искать! В четыре простуженных горла песню нищих гудит перекресток. Никнут в метели чугунные винограды решеток. Они оцепляют засы- панный белым сад, а в нем, в середине, некто чугунный хлещет с высо- кого пьедестала снежными лентами. Я жмусь, ускоряю шаги и, вдруг, слышу, что кто-то идет за мною. Долго он шел, этот упорный, не отстающий спутник. И долго я со- бирался оглянуться. Обернулся, когда вошел в подлунный зонт фонаря. Он тоже оста- новился. Свет фонаря освещал его. Это была фигура с экрана: кепка,, лицо — через, дверцы поднятого ворота, и крадущаяся сутулость...