Сибирские огни, 1935, № 4

172 WIWWIWWImi Mli I Г КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ директор J-лентуя, главный герой романа, олицетворение всех человеческих до- бродетелей. По наружному виду это: «рослый жилистый парень; ...парень был смуглолицый, но из-под длинных, темных ресниц, беспечально смотрели большие синие глаза; он был ловок в движениях» и т. д. (3). Бездомный бродяга — золо- тоискатель, водящий компанию со свирепыми разбойниками и сам едва не ока- завшийся арканщиком в двух первых главах романа, он в третьей, по щучьему веленью, внезапно превращается в стопроцентного коммуниста, который, по Петрову, даже ходит как-то по особенному, обязательно с поднятой головой и почему-то «разбрасывая снег ногами» (67). Он ничего не делает просто. Если ом приходит к решению построить американскую сбогатительную фабрику, то сн не просто об'являет об этом, а каким-то особенным образом: «Гурьян торопливо вошел в рабочую комнату Вандаловской и ударил по столу пыльной кепкой (?) — Надо двигать американку, — громко сказал он» (129). Местами Петров впадает в стиль, который мало чем отличается от «стиля» самого заурядного мещанского чтива: «Он боялся сжать ее, как прекрасный, но хрупкий сосуд; он слишком дорожил ею, сочетавшей красо<у и разум» (141); «она приносила новости с производства, а после ужина садилась за пианино и глухая полночь достигалась супругами в пьянящих звуках, в задушевных бесе- дах» (204) и т. д. И нужно отдать справедливость Петрову: он умеет оставаться «занимательным» рассказчиком, не выходя из рамок приличия: «волосы Надень- ки бунтарски рассыпались по обнаженным плечам. Гурьян поднял Наденьку на руки и донес до дивана» (72; занавес опускается); «Костя обнял ее за гибкую талию; не сопротивляясь, она, опустив глаза, возбужденные ожиданием, позела его в свою квартиру» (201); «в его затуманенном сознании... мелькала ночь, про- веденная с ней в душистой белоснежной постели» (157) и т. д. и т. п. Однако, было бы неправильно думать, что у Петрова, как автора «Золота», не имеется никакой собственной «литературной манеры», собственного стиля. У Петрова есть собственный стиль. Наиболее характерной особенностью этого стиля является своеобразная вы- чурность, или, если воспользоваться терминологией автора, «вздыбленность» (на- до заметить, что слово «дыбом» с различными производными от него в романе •встречаются слишком часто: «льдины хрустко дыбились» (23), «вопрос подняв- ший дыбом жителей рудника» (45); «постановление и приказ дыбом подняли ра- бочих» (132); «жителей вздыбило известие» (201) и т. д. «Вздыбленность» стиля, прежде всего, выражается в том, что люди и вещи у Петрова ведут себя как-то уж очень странно: «Бумов выбросил вперед огромную руку» (31); «он забросил руки за спину» (45); «няня разбросала руки крыльями ветряной мельницы» (? 151); «он откинул тщательно причесанную голову к стене» (75); «бычьи глаза Соха- того рвались из орбит» (379); «он старался удержать плясавшую от волнения бо- роду» (180); «Костя хлопал губами и ресницами» (188); «на стол вздыбилась вто- рая бутылка» (18); «карандаш шипел, с визгом ломался» (193). Без такой словес- ной «вздыбленности» Петров, повидимому, не в состоянии обойтись. Вот, напри- мер, комсомолка Катя целует Костю: «Жаркое дыхание девушки обожгло его лицо. Она закрыла глаза и сладко замычав, впилась тугими губами в Костину щеку» (200). Можно также упомянуть о совершенно невероятном событии, опи- санном на стр. 180. Один из героев Петрова буквально лбом прошибает довольно толстую дверь: «Филя отшагнул назад и, перегнувшись через спину (?!) лбом ударил повыше деревянной ручки. Дверь жалобно треснула и распахнувшись раздвоилась посередине». Эта вычурность стиля, эта «вздыбленность», между прочим, сказывается и на сравнениях, метафорах и пр., как приеме художественного изображения: «его лысина опрокинутой тарелкой блестела в полумраке» (40); «щеки секретаря по- лыхали накаленной сковородой» (45); «небо щетинилось шкурой голубого пее- ца» (52); «она рассыпала хрусталь смеха навстречу прислуге» (58); «в голове пе- рекатывались свинцовые пули» <73); «руки старухи дрожали: это были руки смер- ти с косой» (151) и т. д. Некоторые сравнения просто непонятны: «шахтовые копры напоминали издали монгольские омбоны» (34). Представьте себе читателя, который не имеет никакого понятия ни о копрах, ни о монгольских омбонай)! Часто встречаются места, которые свидетельствуют о неряшливости. Судите сами: можно ли, например, сказать: «Многоэтажный дом был старательно заснят со всех шести стран света» (71)? Каждому школьнику известно, что сторон гори- зонта всего четыре и они не называются «странами света». Приведу еще несколь- ко столь же типичных примеров: «орловец усмехнулся бородатым ртом» (67); «утрамбованные конским пометом дороги горбатились» (112), «директор с помощ- ницей очутился по груди в холодной кипящей воде» (113), «затопляло первую и шестую шахты, на горизонте которых стояло три насоса» (П4), «он целовал ее в круглый овал умного лба» (141), «сипловатый тенор Ромы свистом вонзался в сопки» (180), «густолиственные осинники рдели однобокой брусникой» (178) и т. д. Едва ли можно сказать: «веще курлыкал ворон» (114). «Курлыкать» обык- новенно говорят о журавлях. Особо следует остановиться на лингвистическом материале, использованном • романе для характеристики действующих лиц. Чего только нет в этом проие-