Сибирские огни, 1935, № 4

14<i №llllllilllffillliilllll!lilllll!l!llll!!ii!lllllllllll!№ APT. ЕРШОВ » — Ни разу ни сияв, таке тоби насию, что куры смеяться будуть... И только шестидесятичетырехлетний д ед Василий Ничипуренко согласился сразу и охотно. — Это ж мое дило. На своем веку потаскал я на себе лукошко. Як я посию, так уж уродит... Ничипуренко взялся также помогать и малоопытным севцам. Всего с дедом вторая бригада набрала шесть севцов. — Дидок ладный до этого дела, — с теплым чувством думал Одарченко, ша- гая к своей хате. — С ним выбьемся. Да и говорят о нем — уродливый старик,, значит и урожая жди. ... Дед Ничипуренко не обманул. Склоняясь под тяжестью зерна, утопая почти по колено в земле, еще не просохшей и податливой, он уверенной рукой раз- брасывал зерно. Оно ложилось широкой полукруглой полосой, словно раскрывал- ся причудливый веер. В лоб дул со степи холодный и влажный ветер. В небе клубились грязные облака и рождали тревогу. Так рано, по грязи, дед Ничипуренко сеял в первый раз. Он вспомнил, как раньше начинали сев. На полосе у мешка с зерном зажигали тоненькую восковую свечку из церкви и она горела тихим цветком, жалким и беспомощным в потоках солнца. Земля тогда была уже сухой, кое-где из-под ног поднималась пыль. Солнце грело щед- ро, невидимые звенели жаворонки. А теперь — грязь. Грузнут ноги. Того и гляди пойдет снег. И дед решает: — Не будет толку. i Но потом вспоминает: — А помогала ли свечка? А родила ли хлеб земля — ласковая и дымящаяся под солнцем? Не помогали ни свечка, ни радостный весенний день сева. Выгорали поля. Зерно выходило жухлое и неприглядное. — А може, так и лучше — по-новому? — раздумывает дед под мерные взма- хи руки. Сомнения были не у одного деда Ничипуренко. Сверхранний сев был новин- кой для колхоза. Кирилл Сябро тихо и печально говорил бригадиру: — Пропаде зерно, засохне у грязи... Одарченко всматривался в открытое лицо Кирилла и отвечал уверенно: — Не ной. Это опыт... только мы не сеяли, а по другим местам уже не пер- вый год сеют... На третий день, когда сверхранний сев закончили—ударил снег. Пашня вновь покрылась белой скатертью. Снег таял, местами обнажая черные комья. Земля превращалась в слякоть... Настроение упало. Замолчал даже говорливый предколхоза Дымов. Однако, весна — не осень. Снег стаял. Переменился ветер. Черный полог облаков разодрался на куски и исчез, и над новоцарицынской пашней заголубело утерянное небо. Под солнцем задымилась, задышала пашня. Сомнения рассеялись. А Ъедь если так пойдет — послезавтра бороновать можно! — с радостным удивленьем говорили колхозники. — А потом и на рядовой сев... По бригадам, как по воинским частям, прошел твердый приказ: — Готовьсь к выезду!.. , И широкая новоцарицынская улица выплеснула на степь шумную и веселую ватагу. Было чуточку похоже на цыганский табор и на армейский обоз. Первая бригада везла на поле передвижной вагончик — предмет неистребимой зависти второй бригады. Второй бригаде приходилось довольствоваться брезентовой па- латкой. Обоз растянулся почти на полкилометра. На поле выходили в каждой бри- гаде по сорок пять лошадей. Сзади тащились медлительные волы. И, завершая.