Сибирские огни, 1935, № 4

116 ШМИШИИ^ М. КУФТИН ется, команда замедлить движение, но 1многие ее не расслышали, а многие сделали вид, что не слышат. Так прошли мы верст пять, пока, наконец, поляки не сделали по- пытку задержаться. Как раз против нашей роты они укрепили пуле- мет и 'открыли огонь. За ним стали развертываться и их цепи. При- шлось залечь. Дождь перестал и солнце уверенно выкатывалось из-за туч. Над нашим промокшим обмундированием поднимался легкий пар. Захо- телось есть. Но .пулемет строчит потирежнему. (Мы действительно, слишком увлеклись и наши .«максимки» остались где-то позади. — 'Строчит, анафема! — сердится Горшков. — Вот гад! — ворчит отделкой. — Поймать бы сейчас его на мушку... А я всю обойму расстрелял. И, кажется, всего-то у пулемета трое... Из-за кучки земли, наспех набросанной перед головой, рУсмат- риваю позиции врага. В самом деле, у пулемета три человека. Но пу- лемет со щитом и за ним нетрудно спрятаться. Тогда устраиваю удобнее упор и принимаюсь ждать. Должна же кончиться лента. Тогда пусть попробуют .протянуть руку за следую- щей. Стрелял я и тогда неплохо (теперь я ворошиловский стрелок первой степени). Держу палец на спусковом крючке. Через пару ми- нут вижу, как из-за щита протянулась рука к коробке с лентой. На- жимаю крючок. Смотрю, — рука как-то странно дернулась, коробка упала и пулемет смолк. В одну секунду цепь поднялась на ноги. Бе- жим прямо на пулемет. Кричим: — Товарищ, не стреляй! От .пулемета отделился один из троих и побежал. Кричим снова: — Сдавайся! Человек бежит. Тогда ребята на-ходу подняли пальбу и убегаю- щий упал. Цепь противника в панике бросилась дальше. Чтобы не отрываться от роты, наше отделение должно было взять вправо от пулемета. Федюнинский крикнул мне: — Бегите с Горшковым, заберите! Подбегаем. Около пулемета два поляка. Один стоит на коленях с поднятыми .вверх 'руками, второй лежит, согнувшись, и левой ру- кей перехватывает выше локтя раненую правую. — Почему долго не сдавались? — спрашиваю стоящего на коле- нях. Он дрожит, смотрит на меня, не мигая, и молчит. Лицо его то белеет, как снег, то чернеет. — Чего вы боитесь? Мы же вас не тронем! — .кричит Горшков. Осматриваем пулемет. Видим, что в полной 'исправности, с тремя коробками нерасстрелянных лент. Но система нам не знакома. — Гриша, — говорю Горшкову, — забирай ихнее оружие, а са- мих направим назад, на Березину. Затем обращаюсь к раненому: — Это, 'милок, я тебя царапнул, когда ты за лентой потянулся. Извини, друг, но ведь и вы тоже в нас стреляли. Да еще из .пулеме- та. Давай, перевяжу руку-то. Раненый сразу сел, опустил руку и достал из кармана бинт. До- гадываюсь, что юн понимает по-русски. Разрываю рукав его френча. Перевязываю. — Почему вы не сдавались? — Мы бы не стреляли, да пан поручик заставил! — выдавил, наконец, сквозь зубы раненый. — Так это он побежал, когда мы подходить стали? — Он, он. Пая поручик. — Ну, убежал-то он недалеко.