Сибирские огни, 1935, № 4

6 1111!111111Ш1111И М. КРАВКОВ Пояснений никаких — полная тайна! У меня нет оснований особенно интересоваться этим планом, но Иван Григорьевич настаивает. Любит он всякие тайны!... — Где реха Торба лык? — спрашиваю я. Брови Ивана Григорьевича, округляясь, поднимаются над прищу- ренными глазами. Широкое лицо с красноватым носом и седыми, от- висшими усами клонится на бок. — Не слыхал, — говорит он тихо. — Может быть, не у нас? — А, может быть, и план-то нездешний, Иван Григорьевич? — Рудаковский план, — продолжает настаивать старый десят- ник. — Я тебе говорю, что это разведка Буринды... Река-то на пол- день течет, вот и на плане эдак же... О н н а ч и н а е т в о л н о в а т ь с я . — Хитрый, дьявол, какой! Увез об'яснение и всю работу похерил... Я откладываю немую карту в папку с пометкой «Неизвестные». Уже с месяц, как я вожусь в конторе, стараясь привести в поря- док дела разведки. Явились мы сюда с поручением треста. Каждый работает на своем участке. Мы — это новый управляющий, инженер и я. Работаю я здесь в качестве топографа и горного техника. Прииск возглавляем мы трое. От треста у нас задание: поднять производство, упавшее до немногих процентов довоенного промысла. С начала гражданской войны сюда никто до нас не заглядывал. И жили здесь старожилы и работали — «как бог на душу положит»,— icepo, уныло, непроизводительно. С нашим приездом прииск ожил. Приискатели расшевелились. Стали рождаться предложения. Вспомнились старые, неосуществлен- ны^проекты. Я счастлив, что набрел на Ивана Григорьевича. Кем только он ни работал на приисках! И конюхом, и забойщиком, и разведчиком. Много видел Иван Григорьевич людей — и малых, и знаменитых. Мне он называл фамилии известных ученых, некогда приезжавших в эти края. Служил он им всегда неизменным проводником. После революции старик стал десятничать при конторе. Знает он свое дело очень хорошо. А лучшего справочника по району и не сыщешь. Иван Григорьевич вечно ищет работы и людского говора. Когда он один, то всегда грустит. Это у него с тех пор, ках белые убили сына. К каждому новому человеку, если он хоть немного напоминает погибшего, старик быстро и крепко привязывается. Вот и мне он говорит, что я такой же высокий, и с таким же сухим и открытым лицом, как у покойника Васи. Толыхо волосы у не- го были черные, а мои светлые... Я хмурюсь. Неловко чувствуешь себя перед открытым человече- ским горем, которому не можешь помочь. — Не идет у меня из башки рудаковсхая книжка! — говорит на прощанье Иван Григорьевич. 2 Над горами, над ярусами зеленых пихт висит беспросветная се- рая пелена. Она срывается иногда облаками метели и тогда будто ру- шится само небо, рассыпанное в снежинки. По белым корытам речных долин укатались гладкие дороги. Но перебивается еще на тепло погода и черным мерцаньем дрожат неза- стывшие полыньи. Мы едем с нашим инженером уже пятый километр, а старая раз- ведка все еще не кончается.