Сибирские огни, 1935, № 3

70 №llllllllllllllll!llllllllll!llll!lllllll!№ А. К О П Т Е Л ОВ ми, высыпали за опечек и старательно колотили большими деревян- ными молотками. Миликей изредка бросал туда щепотку соли. — Это зачем делаешь? — опросил Тохна. — А чтобы лучше жар в печке держался. Печка тепленька — хозяину миленько. Вечером Миликей 'Никандрович затопил новую печь, уселся на чурбан против чела и смотрел, как разгораются дрова. — Дым пустил! Теперь бы мне Маланья Ивановна, дражайшая женушка, рюмочку водочки поднесла. На первый дым полагается. Он повернулся к Борлаю, дернул его за рукав. — Я слетаю за своей бабой, ясны горы! Теперь она согласится приехать: избушка есть. — Верно, вези сюда бабу. — И привезу. Я ведь еще не одряхлел, меня к ней тянет... 'Он встал и налил воды в глубокое корыто. — А покамест нет здесь Маланьи Ивановны, придется мне, паря, самому за бабье дело взяться. Он всыпал муки в корыто и стал прилежно разбалтывать. На следующее утро он выкатывал калачи. Тесто было жидким и плыло во все стороны. Пекарь поторопился вытаскать из печи голо- вешки и посадить хлеб. Калачи расплылись, превратившись в плитки, сверху — корявые, (будто по сырому хлебу набродили куры. Но Охлуп- нев не унывал: — Не беда. Все-таки это — хлеб. Помаленьку научимся, до всего дойдем, ясны горы! Маленькую булочку — «заскребышек» — бросил под печку. Борлай удивленно посмотрел ему в лицо и спросил холодно: — Ты это кому давал? И опять на щеки Миликея Никандровича как бы легли осенние осиновые листья. По одному взгляду Борлая он чувствовал, что ал- тайца не обманешь, да и за обман потом сам себя ругал бы целую не- делю, но сознаться сразу не мог и сам себе выговаривал: «Приехал учить хозяйствовать по-новому, жизнь помогать перестраивать, а сам в домовых верю». Токушев ждал ответа. Охлупнев заговорил так, как лопочут про- винившиеся дети: — Ему... Ну, как бы тебе сказать... — Доброму духу или злому? Миликей Никандрович почувствовал себя г лубоко виноватым и прятал смущенный взгляд. Это вернуло Борлаю спокойствие, верхняя губа его дрогнула, готовая растянуться в усмешке. — Запечному, гром его расшиби... Мать моя говорила: «Не жа- лей заскребышки запечному — хл еб станет лучше печься». — Миликей, не говори такую глупость... Я не верю, а ты веришь. Нет никаких духов... — Сам знаю, что нет... Это вышло как-то так... После этого Охлупнев несколько дней, разговаривая с председате- лем, морщился от мысли: «Он до л го не забудет про заскребышек. Чорт меня угораздил бросить! ».