Сибирские огни, 1935, № 3

58 llllilillllllllHillllMliUlilllliUlllllffl А. К О П Т Е Л ОВ — Какая подсудность? — спросил очкастый, торопливо занося ответы в книжку. — Нарушение правил общественного порядка, — сказал началь- ник, доставая деревянный портсигар. — Закуривайте. Товарищеский суд может лишить на два-три месяца .свидания с родными, отпуска в город... — Вы заключенных отпускаете в город? И они не убегают? — Таких .случаев не было. Мы знаем, ко го отпускать. Начальник затянулся дымом, выдохнул целое .облако, продолжал: — По постановлению товарищеского суда заключенный перево- дится на более тяжелую работу. Недавно одного по такому постанов- лению перевели обратно в камеру. — Позвольте, а прокурор и защитник тоже есть? — Да, из числа актива заключенных. — Замечательно! У вас тут, если принять во (внимание горный ландшафт, чистый воздух — прямо дом отдыха. Осоедов одной рукой стянул с себя полотняную рубашку и бро- сил Анытпасу, блеснув белками глаз. Алтаец нерешительно мял ру- башку. — Одевай, не бойся, — сказал Санашев. — Ты делай так, как я велю, скорей 'освобождение получишь. — Нам бы хотелось снять его в красном уголке, — попросил один из очкастых. — Он в каком-нибудь кружке работает? — Пока не работает, но уже записался в струнно-музыкальный,— отозвался Санашев и предложил. — Этого, Осоедова, снимите здесь. — Правильно. Это, так сказать, представитель дикости. Все тело изуродовал. — Да, никак не можем татуировку искоренить, — сказал началь- ник. б . Рядом с кирпичными сараями спускалась с горы широкая лож- бина, заросшая коряжистым черемошником. В середине ее были срублены кусты и на низеньких столбиках укреплены ' Скамьи, сколо- чена тесовая эстрада. Там еще засветло натянули белоснежное полот- но, на деревянные подмостки поставили черную коробку с двумя ко- лесами и одним глазом. Заключенные во время работы передавали друг другу: — Сегодня будет кино. После ужина Анытпас первым направился туда. Под ногами хру- стели свернувшиеся в трубочки, опаленные морозом, черемуховые листья. Где-то внизу расстилался приятный звон, там — паслись ло- шади с боталами. Небо было по-осеннему темным. В такие ночи хо- рошо сидеть у трескучего костра, где-нибудь в кромке ельника, ря- дом дремлют сытые кони. Думы о родной долине в этот вечер быстро и бесследно исчез- ли. Анытпас впервые видел то, что называют морем, жалел гибну- щих людей, вместе с ними плыл на лодке, шагал по городу, где до- ма, как скалы, и хохотал, когда люди на белом полотне начинали молотить друг друга кулаками. После окончания сеанса он смотрел, как молодые парни упрятывали черную коробку в ящик, свертывали полотно. В барак он возвращался последним. Из кустов выпрыгнул на него долговязый человек, свалил в холодный ручей и, скрипя зу- бами, стал тыкать лицом в грязь. — Это тебе за длинный язык, татарская морда! Хлебай воду, хлебай! — приговаривал он, приподымая Анытпаса за шиворот и снова погружая в ручей. — Не кричи, а то придушу, как гниду.