Сибирские огни, 1935, № 3

52 111ШШШ1Ш11111Ш111Ш А. К О П Т Е Л ОВ «Ничего! Она умолкнет от одного моего взгляда. А как других сговорить?». Он смотрел на темно-оиний бархатный небосклон, на крупные звезды. « Я на собрании скажу: «Вы находили в тайге гнезда диких пчел. А не задумывались, почему у них много меда? Потому, что у них од- но гнездо и работают они вместе. Их тысячи, они везде успевают, — одни дома, другие где-то там, на цветах: все обсосут, все соберут» . .. — С этими словами и старые, и молодые согласятся... На губах его тихо мерцала улыбка. Утром Борлай снова поехал в айком партии. (Секретаря он встре- тит у крыльца. Тряхнув руку алтайца, Колосов на-ходу бросил: — Собрание о сене отложи, сердешный. Подождем вашего ше- фа Суртаева. Он с вами, с алтайцами, хорошо умеет разговаривать. Я ему послал письмо. Скоро приедет. 5. Одряхлело солнце, .поблекло, по утрам лениво отдиралось от земли, завернутое в липкие хлопья тумана, и с каждым днем утрачи- вало былую высоту своего полета. Загрустили леса, подернувшись багрянцем. Угрюмые вершины надвинули белые папахи снегов. Отгу- ляли пряные ароматы урожайной осени, сменившись запахом плесе- ни, прокисших на корню грибов, гниющих трав. Даже небо повыцве- ло, превратившись в свинцовую крышку, которой захлопнули долину. Лицо Анытпаса покрылось печалью, словно плесенью. В обеден- ный перерыв и в выходные дни он подымался на верхние нары, откры- вал окно и надолго застывал, слушая шелест падающих листьев в че- ремуховой заросли. (Иногда он бесцельно щупал взглядом крыши го- рода, лежавшего на дне долины, царапал г о л ую грудь, представляя себе, как в родных краях нежно ложится на землю снежный пух, об- радованные звероловы уходят в заманчивые леса. — А я, как теленок на привязи: караула нет и не уйдешь. Стаей вспугнутых птиц взлетели мысли о доме. «Жена, наверно, извелась, тоскуя по мне. Кто ей дров привезет? Кто аил .починит? Дает ли ей Сапог мясо? Она — баба хорошая, на ногу быстра, как лесная кабарга. Я зря обижал ее. Надо было сердце свое унять. Ну, ничего! У баб, говорят, черные дни в памяти не дер- жатся, а только светлые, голубые» . .. Заскорузлой ладонью тяжело проводил по лицу, приминая оди- нокие щетинки, обидчиво вытягивал толстые губы. «Не для нас голубые и светлые дни... Наше счастье умерло рань- ше нашего рождения. Шатый говорил, что я буду счастлив... А вот...». Скорбный взгляд его утыкался в длинные нары, пробегал по рва- ной одежонке, нырял в глубокие щели, побуревшие от клопиных скопищ. Тошнотворная вонь, всюду сопутствовавшая заключенным, не уступая ни мытью, ни проветриванию, раздирала ноздри. «Что же это такое? Неужели сам Шатый — сильнейший кам на Алтае, наследник силы Чочуша, ошибся? Неправду сказал?» — эти вопросы преследовали Анытпаса с первого дня заключения, зажи- гали щемящую боль в голове. Лежа на нарах, он закрывался с голо- вой, чтобы ни о чем не думать, но мысль о том, что Шатый — обман- щик, все чаще и чаще вспыхивала в его голове. Те ло его покрыва- лось ледяной росой. Он гнал от себя назойливую мысль, говоря, что этого не могло быть. Иногда в такие минуты он падал с нар, молча