Сибирские огни, 1935, № 3

В Е Л И К ОЕ К О Ч Е В ЬЕ llli!IIUii!ll!ll!UII!!HiniH!lli»!!№ll!lll!lll№ 51 тель пахать лиственничным суком и боронить хворостиной, как это делал Утишка». Расспросив Борлая о беседе с секретарем айкома партии, предсе- датель сказал: — Целину драть собираетесь? Земли, никогда непаханные? Доб- рое дело! Молодцы! Успеть бы вам до заморозков хоть маленько поднять: с одной пахоты целину трудно бороной растеребить. Легкая задумчивость на мгновение погасила блеск в его глазах. Он сказал: — Я не дам вам человека, пока вы не будете коммуной. С това- риществом связываться — пустое дело: ничего не выйдет. А ты не унывай, дружище, будете коммуной — приезжайте, — подберу вам 'хозяйственного мужика. Закурить есть? Свернув папироску, толщиною в палец, он продолжал с той же поспешностью: — Я курю раз в день и люблю, чтобы покрепче. Алтайцы все жгут крепкий табак, — глаз воротит. Хлопнул Борлая по плечу. — Не унывайте. Я вам сейчас хозяйство покажу. Здесь у нас кон- ный двор. Видите, какую конюшню основали. Дворец! Он показал им телеги, хомуты, сваленные в кучи, рваную сбрую. — Это мы не бережем: коммунары с собой внесли и теперь еще некоторые жалеют: «Этот хомут-то мой был ». Я думаю, чем скорее изорвут, тем лучше — от собственности отвыкнут. А хомуты комму- на заведет новые, все одинаковые. Председатель побежал к шеренге амбаров. Алтайцы едва поспе- вали за ним. Крестьянские амбары были срощены простенками и за- крыты под одну крышу. — Мы и дома вот этак же соберем в одно место, — продолжал Евграф Герасимович. — Две избы вряд, а между ними — стены. Только две стены надо! Экономия! Хорошо будет! От собственности скорее отвыкнут. Он показал алтайцам фундамент для скотного двора, потом птичник, из которого каждое утро выкидывали дохлых кур, и, нако- нец, вывел на берег, где ревел Каракол, сдавленный каменными че- люстями. — Здесь реку загородим. Машины привезем. Пусть вода воро- чает. Даровая сила! По всей коммуне — электрические фонари! — закончил Евграф Герасимович. Ночевали алтайцы за селом. Глубокой ночью, сидя у костра, Бор- лай мысленно проверял самого себя: «Если сделать коммуну, то Пегуха, Серко, корова и торбок пой- дут в общее стадо. Не проснется ли жалость? Мое это. Я наживал. Радовался каждому теленку». Он оборвал свои думы и т о п о т ом заговорил: —• Тогда в моей груди проснется большая радость: каждый но- ворожденный теленок будет радовать меня. Наш он, общий! — Ты что шепчешь? — спросил Тохна, сидевший по другую сторону костра. Выслушав Борлая, он сказал: — А я думаю: как избушки делать? Надо скорее звать русско- го человека. Перебросились двумя фразами и снова погрузились каждый в свое раздумье. « Я никогда не смог бы завести свой табун или стадо коров. А у артели все сразу будет. И хозяева — мы, все... — думал Борлай. —< Но первое время из женских глаз слезы польются, как вода из род- ников: коров будут жалеть. Карамчи первая заворчит « . . . заплачет». Он тряхнул головой: