Сибирские огни, 1935, № 3

46 IIHIIIIIIIIIIIIHIIIIIIIIIIinilillllllilllillllli А. К О П Т Е Л ОВ грязная баранья шерсть, ворот белой рубашки стал темно-бурым. Он обругал себя последними словами, сдернул рубашку и бросил жене: — Выстирай... Она посмотрела на него, как покорная собака на хозяина, кото- рый зря пнул ее. —• Не понимаешь, старая ворона... Вымой водой, — прикрикнул злобно. — Вот мыло. Сунув в грязные рученки детей по конфетке, он опрометью бро- сился из аила. «Зачем я приехал сюда? Чтобы посмотреть на сопливых ребяти- шек? — думал он. — Ну, мне их жаль, но я не могу сейчас изменить их жизнь. Когда буду учителем — возьму их к себе». .. Он боялся сознаться самому себе, что его влекли сюда жгучие воспоминания. Он не мог произнести имени Яманай без того, чтобы перед ним не встала противная рожа Анытпаеа. В эти минуты Ярман- ка стискивал зубы и проклинал .свою нерешительность в те дни, ко- гда счастье уходило от него. Ему хотелось от кого-нибудь услышать о жизни Яманай, но он про себя повторял: — Я всегда буду избегать встречи с ней... мне с ней не жить... Больше я ее не вспомню... Целый день бесцельно бродил по склонам гор. — Попрошу, чтобы меня послали учителем в Улаганский аймак... Там ее никто не знает... Высокие кедры принимали солнечные потоки на свои лохматые лбы. Густой лес был наполнен тенью и прохладой. Ярманка шел ти- хо, пересекал бесчисленные ручьи, окруженные зарослями лопушисто- го папоротника, обложенные грудами золотистого мха, — где-то под ногами лопотала вода. Густая трава была ему по плечо. На кустах красной смородины связками бус висели ягоды. Ярманка останавли- вался возле них и брал ягоды полной горстью. Вдруг перед ним легла полузаросшая тропа. Ручьи перестали лопотать, вместо них — голос девушки, солнечные блики на лопухах борщевника превратились в лунные. Дрозды перестали трещать, — запрыскала лошадь. Запахло дымом жилья. Старая лиственница в конце поляны приветливо протя- нула сучья, обещая все скрыть в своей тени... На том месте, где стоял аил Тюлюнгура, выросла густая зеленая щетинка. «Земля, которую топтали ее ноги, заросла травой, но след жилья все-таки остался, — подумал Ярманка. — И в моем сердце такой же след...». Он круто повернулся и пошел обратно в долину. Нарочито гром- ко запел новые песни о комсомоле. Но если бы его спросили, что спел минуту тому назад, он назвал бы песни любви, которые пел в ту далекую ночь. Спустившись к Тургень-Су, он задумался, куда ему пой- ти. В гости ни к кому не хотелось заходить: боялся, что хозяева, рас- сказывая новости, упомянут о страшных минутах в жизни Яманай. Он горько усмехнулся: — У меня здесь дома нет... нигде нет. Дом —- когда жена, дети... Над становьем кудрявился дым. Издали казалось, что тут остано- вились на ночлег древние воины, завтра они ускачут в другую долину. Ярманка, глядя на аилы, подумал, что новое селение нельзя счи- тать основанным до тех пор, пока не будут поставлены избушки. Он зашел в первый аил на пути. Утишка, увидев его, поднялся. — А, дорогой гость!... В хорошее время заехал... Хозяйка налила чегеня в казан и теперь смешивала глину с ко- ровьим пометом, чтобы примазать к казану деревянную крышку и трубы. Ярманка помнил старые обычаи и сразу подумал, что ему при-