Сибирские огни, 1935, № 3

В Е Л И К ОЕ КОЧ Е В ЬЕ ElillliiUIIIIUffiiiaillinilllllllllH 25 3. Высоко над горами летело беспощадное солнце, готовое выпить воду из рек и расплавить гранитные валуны. (Самая хорошая (пора для сенокоса, — подкошенная трава в два дня (превратится в душистое сено, легкое, как пух, и чистое, как хвоя лиственниц. Но на (берегах Каракола не было слышно ни звона кос, ни людских голосов. Утром Борлай дол го бил обухом топора т о обломку казана, под- вешенному к коновязи, но из аилов никто не выходил седлать лоша- дей. Тогда он сам пошел от жилья к жилью, подымал сонных мужи- ков, кричал на женщин: — На покос собирайся... — Свою бабу гони, — ответила ему жена Бабинаса. — У меня муж есть, он мной распорядится. Содонов вступился за жену: — Такими косами нельзя косить. Я сам все руки выломал. Обма- нули нас: худые косы подсунули. -— Я думаю, что косы хорошие, но мы косить не умеем, учиться надо, — настаивал Борлай, хотя сам еще накануне подумал, что в Агашском потребобществе его обманули и что надо с'ездить и потре- бовать обменить плохие косы на хорошие. Колхозников он успокаи- вал пока тем, что сегодня сам отклепал лезвия кос на острой нако- вальне. Он дважды обошел аилы и только к полудню собрал народ. Все женщины, кроме Урмат, остались дома. На лугу снова появилась шеренга косцов. Так же, как и накануне, они — сколько было сил — били косами по траве, но, чтобы сделать прокосы чистыми, им попрежнему приходилось рвать уцелевшую тра- ву руками. Так продолжалось бы и в дальнейшем, если бы Борлай в этот день не потерял клин из древка своей косы. Забивая новый клин, он нажал на обух косы и прямой угол между нею и древком превра- тился в острый. Окончив ремонт, Борлай плюнул на ладони и так же широко размахнулся. Коса, легкая, как перо птицы, опустилась в зе- леный шелк, с ЕИЗГОМ срезала его, точно бритва волос, и высоко под- бросила целую охапку. Борлай остановился и удивленно посмотрел на косу, будто ее незаметно (подменили. Упоенный восторгом, часто взмахивал косой, трава под ней дрожала, припрыгивала и то-и-дело ложилась в валок, — прокос стал в два раза шире. Косцы, побросав косы, бежали за Токушевым, любовались чистым прокосом. — Всю долину выкосим! Стога у нас (будут, как сопки! — вскри- кивал Борлай, ухал и еще быстрее взмахивал косой. Косцы дергали его за рубаху. — Дай, я попробую... — Чем ты ее так наточил?.. Борлай остановился только на берегу реки, бросил косу на валок. — Вот так же перемените клинья... Дураки мы были, не догада- лись вчера... Алтайцы побежали за косами. На берегу реки они пересаживали их, вбивали клинья. Косы сразу становились неузнаваемыми: с одно- го взмаху срезывали двухвершковую полосу самой .густой и твердой, как проволока, травы. Потные лица косцов повеселели. Они раза в четыре быстрее, чем раньше, проходили прокос, но не чувствовали такой усталости, как накануне. За их спинами теперь лежали прямые и широкие прокосы,— три всадника в ряд проедут. Косы тонко звенели. Борлаю нравилось веселое многолюдье. Догоняя косца, идущего впереди, или уходя от настигающего, он не замечал, как отмахивал прокос за прокосом. На берегу реки он втыкал древко в землю, — коса блестела в чистом воз-