Сибирские огни, 1935, № 3

150 111И1111111111Ш А. К О П Т Е Л ОВ Охватил вторую стропилину. iK рассвету жилье (было готово. На мерзлой земле пылал костер. Ребятишки спали на постели из еловых веток. Бабинас взял винтов- ку, подсыпал пороха в зорьку, переменил пистон. — Ты бы уснул маленько, — посоветовала жена. — Успею отдохнуть, — буркнул он. — Поеду стадо пригоню. — Надо торбоков зарезать. Мяса будет много. — Отжираться хочешь, чтобы в животе, как в архыте было?.. Хворать? — Все, кто в колхоз записывается, режут. — Мы таких принимать не будем. Перешагнув порог, он бросил жене успокаивающие слова: — Я тебе козлов настреляю. Про себя сказал: — Колхоз — он силен, когда скота много... Стадо его паслось на южном склоне. Коровы разгребали снег и добывали сухую траву. Бабинас иод'ехал к ним, дымя трубкой. — Последний раз я приехал к вам. Будет у вас другой пастух. Он хотел собрать своих торбоков и угнать сразу к колхозному стаду молодняка, которое паслось неподалеку, но не мог отделить их от взрослых коров. Все стадо побежало вдоль по косогору, к месту, на котором вчера стоял аил. Бабинас обогнал стадо и стал хлестать плетью по костистым спинам. У колхозного двора он увидел Тюхтеня, крикнул: — Принимай коров. Открывай ворота. — Это как же так принимать? — спросил тот. — Они не наши. — Наши, старик. Наши. — Эх ты, беглец, беглец бессовестный! А еще хотел тогда, на покосе, больше меня выкосить, — укорил старик и загородил собою порота. — Не приму. — Примешь, старый дьявол! — Не рычи, -медведь. Не приму. Иди к председателю, покла- няйся. Бабинас побежал в теплый двор, издали жаловался Борлаю: — Тюхтень коров не пускает. Разве это порядок? — Каких коров и куда? — Во двор не пускает... Наших, колхозных коров. Я пригнал. — А-а, — рассмеялся Борлай. — Ты же трус и беглец. Мы можем тебя не принять. —• Ну-у, что ты! Меня примете. Я — ваш, давнишний. В голосе Содонова было спокойствие и глубокая уверенность. Он набил трубку и начал тяжелой подковой кресала высекать искру. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. 1. В сумерки на заимку «Чистые ключи» заехали два всадника, оде- тые в широкие козлиные дохи и шапки-ушанки. У гаедых лошадей подвело бока, «мокрая шерсть заиндевела. Осторожно озираясь нз женщин, спешащих на реку за водой, верховые проехали прямо к усадьбе Калистрата Мокеевича. Передовой, краснощекий и густобо- родый мужик спешился, широко распахнув ворота, и начал уговари- вать собаку: — Лапко! Лапко! Нельзя. 'Свои. Спутник его оглядел просторный двор. — Да, мы опоздали. На снегу отпечатки новых подков. — Не 'сумлевайтесь, Николай Валентинович, осподь поможет,