Сибирские огни, 1935, № 3

В Е Л И К ОЕ К О Ч Е В ЬЕ ИПИННИ illlllli ИИ lllillMillllllll 107 ные громадины тихо стонали. От похоронной песни — мороз по ко- же. Крутые щеки хозяйки словно исцарапаны: слезные ручьи полоса- ми смыли грязь. Грудь ее осыпана мерзлыми бисеринками слез. Ночь на исходе, а муж не возвращается... Хозяйка догадывалась, что слу- чилось большое несчастье, но не решалась выглянуть из аила. - - Душа его где-то бродит около жилья... Собака видит ее... К дверям поставила топор и нож, — полезет душа в аил — на- порется. Утром, приоткрыв дверь, осторожно высунула голову. Возле ста- новища ходил конь Таланкеленга, седло — под животом, левое стре- мя оторвано. Женщина захлопнула дверь, ноги подкосились и она повалилась лицом в золу. Слезы падали, как дождь на пыльную дорогу. Как она будет жить? Весна и лето ее не пугали: в мае — корни кандыка и пионов, в июне — слизун и ревень, в июле — пучки, в августе — ягоды, орехи. Она боялась зимы: с первыми морозами голод пере- хватит горло детишек, подрубит ее. Пошатываясь, вышла на полянку. Окоченевшие пальцы едва со- гнула, чтобы отстегнуть седло. Жалобно выла: Где блуждали бело-серые облака, — Одно солнце знает. Где упал мой крепкокрылый сокол — Одному тебе известно. Погладила горячие ноздри коня, умоляюще посмотрела в круг- лые глаза и залилась: Если спустится на землю густой туман — Ты лучше человека найдешь дорогу. Если не вернется мой милый муж — Ты скажешь, как мне прожить с детьми? Поиски Таланкеленга не привели ни к чему: труп засыпало мяг- ким снегом, а на следующий день залило водой и он вмерз в ярко- зеленый лед. Вдова пошла к Сапогу. У самого порога опустилась на одно ко- лено, облизывала синие губы, умоляющий взгляд переводила с хо- зяина, сидевшего у стола, на его сына и дол го не могла вымолвить ни одного слова. В голосе Сапога — сострадание, а в глазах — зеленая злоба. — Не приехал муж? Наверно несчастье настигло его. Режущий взгляд задержал на лице женщины. — А может быть он в город уехал? На меня жаловаться? Может быть я его обидел чем-нибудь? У женщины — не слова, а стон. — Конь, говоришь, домой прибежал? — переспросил Сапог, встал, хрустнул пальцами и покачал головой. — Несчастье... жаль му- жика. Поезжай в сельсовет, заяви... Острые плечи алтайки, уронившей голову на коленко, тряслись. — Что? Ко мне коров пасти? Жаль мне тебя, сердце болит, но... Я теперь 'беднее всех: скоро сам в пастухи наниматься пойду. Разори- ли меня. Прошло два дня. Вдова заседлала коня и поехала в новое селе- ние. Сенюша нашла возле пригона, где.алтайцы рассматривали коше- ву, привезенную Миликеем. Выслушав алтайку, Сенюш пробурчал: — Много вреда колхозу твой муж нанес. Около бая вы с ним вились, как послушные собаченки, лапы его лизали. А теперь в кол- хоз ползете. Ты не знаешь, кто у меня семь лошадей зарубил? Легла тяжелая тишина. Слышно было, как женщина глотала сле- зы. Она едва-едва повернулась и с закрытыми глазами побрела, са- ма не зная куда, впереди себя простерла руки, будто внезапно ослепла.