Сибирские огни, 1935, № 3

В Е Л И К ОЕ К О Ч Е В ЬЕ !11!Ш1!11!11Ш!11!1111Ш 105 зловещей погони: редко хозяин с таким исступлением драл его длин- ной плетью, конец которой был обвит медной проволокой, никогда с такой озлобленностью не бил каблуками. Если бы в эту минуту конь остановился, то хозяин зубами изорвал бы его красивые уши, до крови расцарапал бы ноздри. Беспокойно оглядываясь, Сапог не видел коня, на котором скакал сын. Часто покрикивал: — Эй ты, теленок... Опять отстал. Успокаивал себя тем, что ветер быстро заметал следы. Дома сам расседлал коня, у ворот подождал сына. Они направились на ту половину двора, где жила Эрпечи. — Когда ты будешь взрослым человеком? Агроном несчастный!.. Я умру, какой из тебя хозяин... Дерьмо ты, юуслик глупый. Чаптыган виновато мял мелкими зубами грызуна свои мясистые губы. Он страстно желал быть таким, как его отец, не раз во сне ви- дел себя хмурым стариком, которому все повинуются, все боятся его, все почитают и никто не сумеет безбедно прожить на земле, если не будет почтителен к нему. Как дорого заплатил бы Чаптыган тому, кто сердце его сделал бы непоколебимым, кто дал бы желез- ную волю и смелость урагана. Брызги 'отцовской слюны падали на его подбородок, где проби- валась редкая щетинка. Старик часто плевался и хрипел: — У моего отца в два раза меньше было табунов, чем у меня, Я скоро умру. Для кого я старался? Для тебя. А ты, вороненок, все растеряешь. Ястребы растаскают. Погибнут мои труды. — Кому сколько ума дано — столько и понесет, —- нерешитель- но молвил сын. — Ума, ума. Можно иметь маленькую крошку ума, а жить так, чтобы все считали, что у тебя его целые горьь Старик многозначительно поднял палец к уху, так он делал лишь тогда, когда хотел передать великую тайну жизни, известную только ему одному. — Запомни, что все люди — волки и каждый человек, ежели он жить хочет, должен 'поступать по-волчьи. Все рвут друг у друга. Ты не урвешь — другие урвут. А ты — козуля безрогая. Никакой о т те- бя помощи отцу нет. Они вошли в юрту. Эрпечи вокочила. Сапог показал глазами на шкаф с посудой. — Давай. Приняв бутылку из рук жены, он налил себе полную чашку, вы- плеснул водку в широко открытый рот и обсосал редкие усы. Налил вторую чашку и сунул сыну. — Пей. Ч а п т ы г а н в з я л ч а ш к у в п р и г о р ш н и , в о д к а в ы п л е с н у л а с ь , о б л и л а п а л ь ц ы , б е л о - г о л у б ы е к а п л и п а д а л и н а у г л и и в с п ы х и в а л и . — Не расплескивай. Старик не спускал глаз с синего рта сына, пока тот не осушил чашку, сам высосал из бутылки последние капли и, набивая рот ку- сками маральего мяса, поучал: — Умей пить и умей дело делать бесстрашно. Я умру — ты оста- нешься самым почитаемым в сеоке Мундус. — А к тому времени о сеоках не забудут? — Ты сделай так, чтобы любили старину, — сказал отец, доста- вая кусок сала из казана. — Подумай, как с народом обращаться. Се- годня ты их должен устрашить, завтра — ласковым словом погла- дить. Ты гладить научился, а устрашать не умеешь. — Я научусь, 'Отец. — Сырое волчье сердце ешь. По подбородку и рукам Сапога текло сало. Облизав губы, он