Сибирские огни, 1935, № 2

Любу Яд'ину я знал только по 1906 году, когда судился вместе с ней в 'процессе, уже описанном мною. Мне было очень приятно, что после шести лет, минувших с этого процесса, она сохранила симпатию к революции. Мы поднялись во второй этаж. Она вскипятила чай, поставила шипящий самовар на стол, очень хорошо его накрыла, поставила на стол варенье, какие-то вкусные пирожные и печенье. Я сижу, пью чай, ем пирожное и доволен, что освободился от какого-то, совер­ шенно для меня непонятного, ареста. Шутим, смеемся. От поры до времени я прохожусь по залу. Прогуливаясь по залу, я заглянул в окно и вижу: идет жандарм, направляясь к крыльцу этого дома. В чем дело? Люба очень испугалась, но, овладев собою, говорит: «Вы оставайтесь в этой комнате. Я приму его в передней, а если он по­ пытается ворваться в квартиру, то вот через эту дверь выходите в сад, а там уже ориентируйтесь, как хотите». Действительно, времени не было, чтобы рассуждать. Люба идет в переднюю, куда входит рядовой жандарм, даже не унтер-офицер, и открывает ему дверь. Я слышу весь разговор. Она говорит: — Что угодно? — Окажите, пожалуйста, вы недавно пришли домой? Она говорит: — Недавно, так часа два тому назад. — За вами не шел какой-то молодой человек? — Не знаю, может быть шел. — Но в ваше крыльцо зашел какой-то молодой человек. — Нет, никакой молодой человек не заходил, — говорит она. Он стоит, переминается с ноги на ногу, позвякивая шпорами. Очевидно, у жандарма нет предписания об обыске, и он не имеет права обыскивать. — Так к вам никто не заходил? — Нет, никто ко мне в квартиру не заходил. Он помялся еще, звякнул шпорами и ушел. Она закрыла за ним дверь и бросилась ко мне в комнату, говоря: «Очевидно, вас просле­ дили». Как быть? Она мне советует немедленно итти в сад и сидеть там. Сад выходит на двор, вернее, большая площадь перед домом разделена на две части: одна часть представляет собою двор, дру­ гая — сад. Бели я пойду в сад и сяду в глубине его, я буду видеть, как войдут жандармы. Тогда — перелезть через забор и бежать. Так советует Люба Яцина. Мне ничего не остается делать. Я выхожу в сад, сажусь на пенек. Наступает уже вечер, так часов шесть. Сижу. Проходит час. Сижу в глубине сада. Проходит еще час, другой. Вдруг слышу звон шпор. Отряд жандармов через двор пробирается к дому. Очевидно, другой отряд вошел в парадную дверь. Значит, в доме обыск. Что мне делать — оставаться или бежать? Есть шансы за то, чтобы оставаться, потому что может быть они обыщут дом и не догада­ ются пойти в сад. А с другой стороны, если они найдут меня в саду, я всю жизнь буду проклинать свою судьбу: не ушел, когда мог уйти. И вот между этими двумя настроениями я начинаю колебаться: не то бежать через забор, не то оставаться в саду. Не один раз у меня возникало решение броситься через забор, но я отказывался от него и снова садился на пенек в глубине сада. Часов в семь-восемь жан­ дармы вошли для обыска. Проходит восемь часов, девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Я псе сижу на пеньке в этом саду. Наконец, в двенадцать часов ночи что-то вдруг меня подстегнуло. Я думаю: «Какой ты плохой революционер. Даешься в руки полиции. Беги». Я вскакиваю и перелезаю через забор. А забор был очень высокий. Нужно было залезть на большое дерево. Забор был весь утыкан гвоз­ дями и только влезши на дерево, я мог встать на него и по какой-то