Сибирские огни, 1935, № 2

В первой части рассказа мало нового, добытого лично автором, многие эпизоды очень похожи на вычитанные из полузабытых книг или на «рассказы» старых охотников. Второе. Я не поверю, чтобы вы, вожатый «среднего* и старшего возраста», могли бы подрезать жилы на ногах волчат. Дети запротестовали бы. Эти строки исключительны по своей жестокости в этом рассказе, и нам понятен внутренний протест Костеньки и его отчаянная защита Чалого. Я боюсь, как бы этот ваш пример не нашел подражателей среди школьников. И третье . Язык рассказа. Бывает так, что одно какое-нибудь слово завязнет в зубах, как ячменная ость, и от него трудно отделаться. Такой остью явилось у вас слово: матерый. Это слово, в правильной транскрипции, имеет определенное и законное •место в словаре русского языка. Но вы это слово изменяете и изменяете очень плохо. Так на стр. 9 мы читаем: «Пестря схватилась с материком»... В следующей строке: «Материк взревел».... Через четыре строки: «...Материк оправился»... Строкой ниже: «Материк долго еще трепал залитую кровью собаку»... На стр. 11: «Материк щелкнул челюстями»... И вновь через четыре строки: «Впереди шел материк»... Мы учим в школах, что материком называется большое пространство суши, в противовес океану. «Материки земного шара занимают одну треть всей его поверхности» — пишут в учебниках геогруфии. Замена слова матерый материком, или, что того хуже, — матерящий (стр. 8) — не законна и вредна, как искаже­ ние, не обогащающее язык, а затемняющее его великое назначение. Мне нет надобности по каждому неверному выражению читать вам настав­ ления, но я постараюсь тщательно выписать некоторые языковые погрешности, которые «как сучки и задоринки» торчат по страницам рассказа. Вот они: ...«тычутся мягкими губенками под брюхо матери, чмокая губами»... (стр.-29). «Высоко в небе, курлыкая, плыла стая лебедей» (стр. 30). (Курлыкают жу­ равли, а не лебеди. Охотник должен это знать, как азбуку). «— Пойдем, пойдем, — твердо подтвердил отец» (стр. 33). На странице 34 читаем такой абзац: «Разрумянившись от натуги (от какой натуги?), стало выплывать солнце. Ту­ ман разорвался, поредел. И вот уже солнышко блещет на каждой травинке, на каждом листике, пецеливается в воздушных капельках росы»... А четырьмя строками ниже: «Туман подобрало. Солнце выплыло над лесом. Роса играла разноцветными огоньками». Зачем это ненужное повторение, когда «уже солнышко блещет на каждой травинке»? .. Или вот образцы нечеткой фразы: «Белели по кустам обгрызенные (?) черепа, валялись кости» (стр. 35). ...«Проталкивал прикладом и ногами волчат в устье мешка» (стр. 36). «Черный ворон долбил носом (вместо клювом. К. У.) по окровавленной туше»... (стр. 39). Все эти и им подобные погрешности языка делают рассказ грязным, недо­ работанным и напоминают мне «оправдания» одного товарища, работающего де­ сяток лет в литературе: «Нам простительно, мы начинающие»... Нет, дорогой Петр Васильевич, такие «оправдания» нам не к лицу. Мы долж­ ны бороться за чистоту своего языка, как мы боремся за чистоту своего быта, навеки забыв наше грязное прошлое. Я с таким же вниманием прочитал рассказы: «Завхоз», «Мать», «Выдра», «Курятница», но они за исключением рассказа Мать», не произвели на меня впечатления. В рассказе «Завхоз» медвежонок наделен многими качествами, человека, его «хозяин» Тимка в какой-то степени похож на Костю из Малого». Рассказ мне кажется надуманным, искусственным и даже — не забавным. К тем качествам, которыми вы наделили своего «Завхоза», легко прибавить еще нескол ко не менее «забавных». Так, например, почему бы Мишку (медведя) не посадить за руль трактора? Передними лапами он легко мог бы управлять рулем, задними — на­ жимать на педали, там, где это требуется, для его седалища на тракторе вполне приспособленное сиденье. Мне кажется, что настоящ его тона, вы, Петр Васильевич, к этому материалу о «Завхозе» не нашли, и только поэтому он получился таким бледным и наду­ манным. Буду' рад, если вы поправите меня в моих ошибках. Коидр. Урманов.