Сибирские огни, 1935, № 2

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ВОЖАТОМУ „ПО ЗВЕРИНЫМ ТРОПАМ“ Вместо рецензии1. Вы знаете, что я — не критик. Ни канонов, ни порядков в этой славной иерархии я не знаю и да будет мне позволено высказать свои мысли, так, как они возникали при чтении вашей книги. Вот я читаю заголовок: «По звериным тропам», — и мое воображение рисует эти тропы, виденные за долгую бродяжническую жизнь: в зарослях болотных камышей, в непроходимой дремучей тайге, в безлюдной пустынной степи, в иссеченной колками местности. Одни из них торные, другие — еле приметные, и нужен опытный присталь­ ный глаз, чтобы прочитать эти узорные, замысловатые страницы книги природы, написайные ее многочисленными обитателями. Я знаю вас, как опытного следопыта, но я знаю и то, что роль вожатого детей «по звериным тропам» — сложна и ответственна. Ведь, за вами идут дети, самые доверчивые, но и самые требовательные слушатели, и вы это доверие долж­ ны оправдать. Дети хотят научиться разбирать и следы зверя, и следы птиц; хотят сами ■стать такими же следопытами, которые, не задумываясь, идут в просторы нашей необ’ятмой родины: в тайгу, в степи, в тундры, •— идут искать богатства недр на благо нашей социалистической родины. Я с волнением открываю эту книгу, предназначенную «для детей среднего и старшего возраста» и с иеменьшим волнением читаю первый рассказ «Чалый». После первых двух страниц я невольно остановился: а где же Чалый? Кто такой Чалый?.. Первая строка на третьей странице рассказа начинается так: «— Волк! закричал Агафон, отец Кости». Я догадываюсь, что «Чалый» — волк, и вновь приступаю к чтению. Я торопливо читаю страницу за страницей, а Чалого все нет и нет. Читаю о хромом волке, о матером, о переярках; читаю о волчьей хитрости, о вреде, ко­ торый они причиняют жителям деревень; читаю о капканной охоте на них, о бед'е' «мужика из той же деревни» —- Семене Костылеве, у которого волки на виду зарезали телку, о колхозном стороже Демидыче, который допустил волка в овечий хлев и он за ночь «двенадцать овечек покалечил»; читаю о славном мальчике Костиньке, а Чалого все нет и нет.... ■Вы описываете приближение звонкоголосой весны, постепенное пробуждение природы от зимней спячки; вводите в рассказ волчью семью,- приготовление вол­ чицей гнезда для будущих детей и, наконец, появляется Чалый. «Первым вылез за матерью из норы бойкий чалый щенок». Это появление Чалого происходит на.32-й странице! Недочитав рассказа, я начинаю заниматься маленькими арифметическими действиями. Оказалось; весь рассказ, за исключением титульного листа и за­ главного рисунка, занимает Щ страниц. Таким образом, на долю Чалого прихо­ дится 23 страницы, а на долюг«олижних и дальних родственников» — 27,... Как усталому путнику^ прошедшему пустыни чужих земель, бывает1 радостен отдых в родных просторах, так отдыхал я, дочитывая последние страницы о жизни Чалого, написанные с великой любовью. Костина любовь к Чалому, и его печаль после гибели друга написаны немногословно и исключительной красоч­ ностью. Эти страницы особенно трогают. Когда читаешь коротенькую фразу Кости, в момент последней гибельной встречи с Чалым в лесу («Узнал, ведь»), — чувствуешь тяжелую детскую обиду, обиду на жестокость; ты чувствуешь тот тон, каким сказаны эти слова. Ведь Пахом убил не только Чалого, но и ту трогательную детскую любовь Кости, которой он лорел целое лето, которая не давала ему спать спокойно, которая поднимала и облагораживала его нетронутую диковатую натуру. После этих слов Костеньки не хочется читать вашу концовку; «Над 'поредевшим лесом ползли косматые тучи»... В короткой детской фразе сказано все. И здесь нужно было поставить ’точку. Я дочитал рассказ. Мне долго не хотелось расставаться с его героями. По­ том я начал делать выводы. Эти выводы у меня сложились так; Первое. Под заголовком «Чалый» автор об’единил два рассказа; рассказ во­ обще о волках и рассказ о Чалом, причем последний отодвинут слишком далеко. 1 П. Гинцель. «По звериным тропам». Для детей «среднего и старшего воз­ раста». Запсибогиз. 1934 г. стр. 106. Ц. 1 р. 75 к.