Сибирские огни, 1934, № 6

ную галлерего. Но «герой» может высту­ пить в роли критика и несколько иначе, так, как выступил, например, проф. Дорф- ман. Чехов, конечно, не мог ни видеть, ни предвидеть чего-либо подобного. Понятие критики расширяется; в это де­ ло втягивается постепенно вся читательская масса. Она может дать писателю очень много ценного именно по вопросам мастер­ ства, в том его понимании, какое мы име­ ли в виду на предыдущих страницах. От­ сюда — для писателя необходима тесная связь с читателем. Чехов остро чувствовал недостаток этой связи и неоднократно ж а ­ ловался на это, особенно в начале своей деятельности. «Для кого и для чего я пи­ шу? Для публики? Но я ее не вижу и в нее верю меньше, чем в домового: она не- образована, дурно воспитана, а ее лучшие элементы недобросовестны по отношению к нам. Нужен ли я этой публике, или не нужен — понять я не моху»01*. Пойти на­ встречу своему читателю в буквальном в* Письма, т. I, CXXIX-, такжеCXXI. смысле этого слова, как делается теперь, Чехов не мог. Даже и нам, — как мы ни привыкли к встречам писателей с читате­ лями, — трудно представить Чехова, чи­ тающим свой рассказ перед Старцевыми, Ионычами, Чикмендеевымй —■ особенно пе­ ред последними. Теперь как раз наоборот. Последние три вопроса — о критике, холодности письма, читателях — собствен­ но не есть вопросы о мастерстве в пря­ мом смысле слова. Но они так тесно связа­ ны с мастерством, что не сказать о них. хотя бы очень бегло, нельзя. Со времен Чехова много воды утекло, многое переменилось. Необходимость з а ­ конченного мировоззрения для литератур­ ного мастерства теперь бесспорна. Требо­ вание «изображать жизнь такой, какая она есть», которым не удовлетворялся и сам Чехов, выросло сейчас до социалистическо­ го реализма. Высказывания Чехова о язы­ ке, верные и подчас оченьтонкие, сейчас уже недостаточны. Вопрос стал сложнее. Однако, мысли такого большого мастера о своем и чужом мастерстве интересны и ценны и в нашидни.