Сибирские огни, 1934, № 5

Олах скажет: ушли, значит ушли. Если Олах скажет: остались, значит остались. Эта старая собака кормит их подачками и они думают, что 'кроме Олаха им никто ни­ чего не даст. По лицу ленинградца пробежала тень. Из глаз, покрасневших от усталости и бессон­ ных ночей, кажется, вот-вот брызнет густая, горячая кровь. — Так, по-твоему, распустить колхоз, что ли? Манзырь молчит. — Кто говорит распустить'? Зачем распу­ стить? — закипает Тутатчиков Торат,—они придут! — Когда? Тутатчиков повернулся к ленинградцу: — Может быть, через месяц, а, может быть, завтра. Откуда я знаю день? Но я знаю свой улус. Я знаю все улусы по Ка- мыште. Где мы выросли? На крыльце бай­ ской юрты. Здесь кормились, здесь и учи­ лись. И еще ты пойми: в твоих деревнях ку­ лак батраку не брат и не >оват, а тут — то племянник, то дядя, то чорт его знает кто. А все-таки придут! Раньше они меня слу­ шать не хотели, а теперь слушают. И его слушают, и меня слушают. Посмотрим, чья возьмет? Даром, что ли, мы воюем четвер­ тый месяц? — Какой следующий вопрос? Чесотка? Докладчик коротко сообщил, что чесотка коича1ется. Зараженный окот отделили и за­ гнали на дальнюю ферму. Возражать было некому. Да и (устали. Всем хотелось спать. Четвертый месяц под­ ряд актив спал на-ходу. И вдруг из-за плетней донесся торопли­ вый топот коня. Через минуту в правление колхоза 'Протискался старик Камыс. Собр ание настарожилось. — В чем дело, аргыс Санааражов? — Ты мне скажи, как это так? Я — кол­ хоз и Панон — колхоз? Я на него всю жизнь спину пнул, а сейчас он мне товарищем бу­ дет? Какой он мне товарищ? Был хозяином и остается хозяином. Мутит собака1. Собрание не сразу нашлось, что ответить. Только секретарь возбужденно выкрикнул: — Наконец-то! Через день в комнате правления «Мал- Хадари» братья Сергей и Апах, захлебыва­ ясь, рассказывали, как их старший брат — бай Сафьянов Павел подкупает бедноту, ка'к собирает пю ночам улус и говорит против русских, против колхозов, против советской власти. Сначала по ночам, а затем и с yrpai у кон­ торы колхоза все чаще и чаще останавлива­ лись кони. Со старых, залатанных се­ дел соскакивали утомленные всадники. Сюда, в колхоз они несли вековую обиду. Сюда несли они свою ненависть. Впервые в улусах класс открыто встал против (класса. ЛЕКЦИЯ В СТЕПИ Тяжелый рыдван дребезжал и всхлипывал всеми четырьмя колесами. Очевидно, он со- , чувствовал. Или, может быть, пытался воз­ ражать. Напрасно. У Мишки— задания, не терпящие никаких дискуссий: шестьсот сно­ пов в день. И вот он лежит на своем возгу. как несомненный триумфатор, — эта поезд­ ка была уже сверх плановой. Отчего бы ему iff не спеть старую ласковую песенку: Песенку, которую ты поешь, Я возьму и перевяжу белою ниткою Песенку, которая на твоих губах, Я возьму и перевяжу синею ниткою. Когда Мишка проезжал мимо правления, он та!к выкрикнул: «(Но, шагай!», что его слышала вся Усть-Камьгшта. Вечером он стал центром внимания всего необычного клуба усть-камыштинской моло­ дежи. Клуб был, в самом деле, необычен. Когда все восемь улусов — восемь дроб­ ных единиц, составлявших «Мал-Хадари» — навсегда проводили из степи добротные байские рыдваны с их хозяевами, в старых аалах на несколько дней наступила тишина. Кое-кто чувствовал растерянность. Кое-кто покачивал головой и не знал — радоваться ему или горевать. И так как все одинаково привыкли к постоянным сходкам, к митин­ гу, затянувшемуся на все лето, то все стали поглядывать на Усть-Камышту. Каждый ве­ чер из улусов трусили к правлению колхоз­ ные кони. Улусные затяжные вечерние бе­ седы превращались в ежедневные общексл- хозные совещания. Тогда-то в правлении колхоза и родилась мысль — устроить общежитие молодежи. За улусам на выезде -облюбовали дом. Комсомольцы и комсомолки подряд недели две скребли и чистили его. — Хо! (Раньше в такой избе голова жил! Но в первое же утро председатель колхо­ за обнаружил, что в общежитии никто не ночевал. Зато вокруг него был расквартиро­ ван целый лагерь. Молодежь принесла с со­ бой полушубки, войлоки, сундуки, и все это было разложено и расставлено сколо стен.