Сибирские огни, 1934, № 5
смещенность, да лет иа двадцать раньше... Далеко бы ушел народ! А ведь мы как учились? На медные гроши. У дьячка под лавкой. Великое это сейчас дело дела ется! Однако Александр Алексеевич считает, что советская власть его обидела. Поэтому, дескать, сш и попал в свое время в банду барона Унгерна. — Но теперь это дело прошлое... Сын головы Олько освоился и приспосо бился. Он чувствовал себя некими пионером советских убеждений на берегах худосоч ной речушки Еси. Дом Чудогашева — един ственный на этсй речушке дом с книжным шкафом, где рядом с «Родиной» и «Нивой» прошлого столетия хранятся резолюции пар тийных с’ ездов, сельскохозяйственные бро шюры, уставы, справочники, уголовный ко декс « курс политической экономии Богда нова. Александр Алексеевич выписывал «Правду», .Ведноту», «Советскую Сибирь». — Я так полагаю, что в будущем времени Хакассии должно еще больше прав оказать ся. Самоопределение, так сказать. Пора его провести до полности. Пропустив мимо ушей семь или восемь не вероятно сладких граммофонных пластинок, мы с хозяином спустились вниз. Его появление в это время дш< было, оче видно, совершенной неожиданностью. Два хакасса растерянно выскочили из-за стола, притулившийся на скамейке мальчик выпу стил из рук книгу и она предательски гром ко шлепнулась об пол. — Что вы тут делаете? В хозяйском окрике нетрудно было уга дать недоумение и плохо загримированную угрозу. Взрослые молча вышли. А пришибленный, с’ежившийся мальчик так и застыл над кни гой. — Это кто у вас? Работники? — Те-то... вроде как на время взятые, на уборочный сезон, по декрету правительства. Жена больна, я загружен по товариществу... А парнишка этот, -как сирота, дальний род ственник. Привыкает. Александр Алексеевич поднял с полу кни гу. Это был «Всадник без головы» Майн-Ри- да, неведомо как заскакавший в хакасские улусы. — Ну, ну, читай! — похлопал хозяин по плечу мальчугана. Я до сих пор уверен, что это одобрение для юного поклонника Майн-Рида было еще неожиданнее, чем само появление хозяина. Он широко раскрыл глаза и еще глубже во гнал голову в плечи. Ело удивление было лз- тс’го красноречиво, что Чудогашев отвер нулся. Он понял, что переборщил. НЕОЖИДАННЫЙ РЕВНИТЕЛЬ ПРАВО СЛАВИЯ Лошади круто осадили у самого в’езда в улус. Дорогу перебегали ребята, мужчины, женщины... Взбудораженные и шумные. Смех, крики, галдеж. У крайней юрты неистово трезвонил ко локол. Откуда взялся в улусе колокол? Возница с явным удовольствием стозвалсч,- — Тимофей, должно, пришел. — А это кто такой? — Да кто его разберет. Татарин родом. Тутошний, А зовет себя иеромонахом. До- прежь этого, сказывают, конюхом болтался в монастыре женском... А его оттудова по перли Вот и шляется по степи. При- ближайшем рассмотрении Тимофей оказался коренастым хакассом в монашеском одеянии. Он весь был опутан железными ве ригами. На голове трясся железный колпак, на груди позвякивал чугунный крест. Коло кол иеромонах тоже таскал с собой. Это была, так сказать, степная церковь - пере движка. В две-три минуты весь улус столпился во круг бродячего проповедника И тот немед ленно начал службу — что-то среднее меж ду панихидой и благодарственным • молеб ном. Содержание ее передать немыслимо. Это был совершенно нелепый набор хакас ских, русских и славянских слов, о значении которых едва ли догадывался и сам Тимо фей. Гораздо понятнее была его проповедь. Смысл сводился к тысячелетнему церковно му лозунгу: — Жертвуйте, православные! Однако, православные больше смеялись, чем жертвовали. Особенной религиозностью хакассы никогда не отличались. Для них цер ковная служба была чем-то вроде народно го зрелища — одного порядка с конскими бегами и дракой. Да откуда им было и набираться право славного духа? Официальный историк русской церкви И. М. Покровский, умевший притуплять уг лы, и тот в своем исследовании «Русские епархии в XVI—XVII веках» вынужден был признать:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2