Сибирские огни, 1934, № 5
пение. Он толкнул жеребца каблуком. Конь рва!нулся вперед и почти удвоил рысь. Но иноходец шел с ним голова в голову, хотя Сарых даже не дотронулся до повода. Все быстрее бежали назад ковыли, пока не закачались в глазах тысячами подвижных серебристых змей. Справа то опускалась, то поднималась гряда выжженных солнцем холмов. Одна за другой тонули в степном просторе шапки курганов. Подходили и ухо. дили улусы. Эпчелей не выдержал: — Ну, и конь у тебя! Придется не «а шутку взять. Он приподнялся в седле и вытянул коня нагайкой. Я — не степняк и не наездник и сразу же отстал. Александр Рудольфович тоже. А те шли попрежнему. Все также с трубкой в зубах покачивался Сарых, все также ле жал на шее его иноходца нетронутый повод. Но прошло минут пять, 1и лошади вдруг разделились. Подробности Эпчелей расска зал уже после. Оказалось, Сарыху тоже на доело такое соревнование и он вынул, на конец, изо рта свою трубку: — А ну, держись! Взял в руки псвод и гикнул. Через минуту Эпчелей потерял его из виду. Сарыха мы .нашли уже потом, на холме. Он сидел и курил, дожидаясь нас. Окою него бродил спутанный иноходец. — Ну, хорош иноходец? Ходит мало-ма ло? Эпчелей ничего не ответил. — Хо! Найди еще такого коня по всему Ахбаму! Ходи^ я прошлым годом в Урянхай. Не -опал никак. Все боялся — возьмут ино ходца. Взять не взяли, только бай один ,лришел я говорит: вот табун — 700 лоша дей, бери двадцать любых, отдай иноходца. Хо! — говорю, — у меня всего сорок коней, на тебе все сорок, дай мне второго такого. Конь есть товарищ, который не опережает хозяина и не отстает от него. Какой хакасс отдаст своего коня! Эпчелей повернулся к нам: — Вот вам кусочек степной романтики. Куда вы от нее денетесь? |Шд степью вытянулся месяц и всю ее без остатка затопил своей белой тоской. С Ка- мышты по курганам потянуло сыростью. Над Абаканом курился чопорный туман. Яр че разгорались костры в .улусах. Застонал коростель Александр Рудольфович мечтал вслух: — Ка1кая красота! Сколько веков такими ,же вот лунными ночами отбрасывают эти «урганы на ковыли такие же черные тени. Степь, как спящая красавица. Мне все ка жется, что прискачет таинственный причц из сказки, поцелует ее пожарче я внсвь за шумит она' былым привольем. Загремит Чин- гисхановой ордой. Эпчелей не согласился: — Такая романтика мне уже не нравит ся. Хватит с нас завоевателей! Давно при скакал ваш всадник! Вернее сказать, всад ница. И зсвут ее — Октябрьская революция, Но, чорт возьми, как тут много еще рабо. ты! Ведь надо с мыла, с полотенца, с бук. варя начинать. — Все это так, конечно... Не все-таки.., Жаль чего-то такого, что уходит и никогдэ больше не повторится. Понимаете — никог да! — Ой, не напрасно, кажется, окрестил я вас заурядлрапорщиком мировой скорби Только о чем вы сейчас скорбите? Отряхни, те архивную пыль. Оглянитесь вокруг, меч. тательный музеянин! Вы прекрасно чувст. вуете красоту стенного курга!на, но вы сов сем не чувствуете красоты распаханных сте. пей. А таким степям ваш милый курган, от крс.веняо говоря, основательно мешает. — Да вы, Эпчелей, говорите совсем, ка* агитатор! — Ну, какой там агитатор! Я пока — толь, ко хакасс. В ОХОТНИЧЬЕМ УЛУСЕ — Давно это было. Так давно, что чело век не помнит Тогда только великий Ху дай был Hai небе и тайга на земле. И так росла эта тайга, что почти не осталось на земле свободного места. Видит Худай, чтс негде будет жить человеку. И вот послал он на землю семь дев — читы-хыс. Семь пос. ланниц своих, прекрасных, как звезды втеп лую ночь, как степные цветы ранним утром. Наказал им Худай—остановить тайгу, не пу скать ее в широкие долины Ахбана. — Никому неизвестно, сколько дней и но. чей бились прекрасные девы. Только оста новилась тайга, покорилась девичьей силе Но не выдержали и сами читы-хыс. Схва тились последним об’ятьем с тайгой и ока менели; навсегда остались там, где мелким кустарником да серым мохом рассыпалась тайга. — Вот почему эти семь холмов называют, ся Читы-хыс. З а Читы-хыс все выше тасхылы — безлес ные горные вершины. Все реже улусы. Bet
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2