Сибирские огни, 1934, № 5

замедленная речь. Правда, хорошая грамот­ ная русская речь. Но это еще не редкость. Зато жена его по-русски не знала ни слова. Вполне обычное явление. Одеты они оба, как полагается: она — в длинном без пояса платье с цветными наплечниками и нару­ кавниками, он — в яркой рубахе с широ­ ким отложным воротником и сотней мелких складок на груди и на спине. И юрта была, как многие другие. И гости, которые один за другим подсаживались к ючагу. Почетные — ближе к нам, осталь­ ные — к двери. Должио быть специально для нас пригла­ сили чаттханиста. Он пел гудящим горловым голосом, сменяя песню старым былинным сказом и сказ — песней. — Прежде баи заставляли петь знамени­ того Позрана, стоя на столбе, — вспомнил Эпчелей, — чтобы все видели, у кого он поет. А когда певец уставал, его отливали холодной водой... — Ну, я, слава богу, не прежний бай, — отделался хозяин, и снова заговорил со мной. 'И тогда только -рав’яснился подвох, под­ строенный, надо думать, Эпчелеем. Хозяин ■спросил меня — где я учился. — В Казани. — А где в Казани? Я почувствовал себя в роли профессора, которого заставили 'прочесть лекцию об ин­ тегральном исчислении в школе малогра­ мотных. Как ему ответить, чтобы о,н понял? В конце концов, я пробормотал: — В университете. — А где в университете? Опять та же история. И опять ответ, по­ казавшийся мне нелепым: — На юридическом. Хозяин приятно изумился: — Значит, у профессора Залесского, у Ивановского? Теперь изумился я: — А откуда вы их знаете? — Так я тоже этот факультет кончил. Александр Рудольфович и Эпчелей были в восторге. — Вот где могут встретиться товарищи по университету! Мой собеседник оказался племянником ка- занокого профеооара-тюрколога — человека, пользовавшегося в свое время мировой из­ вестностью. На другой день я спросил Эпчелея: — Почему же он не работает где-нибудь? Почему забился в юрту? — Как вам сказать? — подумал Эпчелей, — Во-яервых, прямого потомка кочевников, что ни говорите, степь тянет. И прадед, и дед, и отец определили ему твердый путь— за своим табуном, за своей отарой. А он по­ шел... в университет. Сейчас, как видите, отклонение исправлено. А, во-вторых, я по­ лагаю, что он еще будет работать. В наше время жизнь тянет сильнее, чем степь. ЗАУРЯД - ПРАПОРЩИК МИРОВОЙ СКОРБИ. Собаки, наконец, отвязались от нас и, без., злобно отлаиваясь, повернули назад. Мы пронули -коней на рысь, скосив глаза на Са- рыха. Его буланый, дажё не качнувшись, перешел на свою знаменитую иноходь. Пре­ красно дрессированный, он шел голова в го­ лову с жеребцом Эпчелея. Эпчелей ие сдержался: — Ну-ка, Сарых, проверим твоего хвале­ ного иноходца! Пссмотрим, как он в ходу. — Ходит мало-мало. Сарых был великолепен. Его яркая пунцо­ вая рубаха весело трепалась по ветру. Не­ вод он небрежно бросил на шею иноходца,, а сам выбирал из кисета табак. Стремена по- хакасски были подтянуты высоко, и он по­ качивался в седле, как у себя в юрте на вой­ локе, полузакрыв глаза и выкуривая за труб., кой трубку. Коричневое лицо степняка (не­ даром его назвали Сарых—желтый) было невозмутимо. Он рассказывал о том, как выитрал винтовку. Лучшее воспоминание в его жизни. Было так. Приехал в улус .казак из фор­ поста, лихой няездн.ик . Говорили, что он лю­ бую лошадь на всем скаку остановит арка­ ном. Поспорили. Сарых поставил своего коня. Казак — винтовку. И началось состязание, в котором принял участие весь улус. Выбра­ ли тридцать косячных лошадей. Все маль­ чишки улуса сбежались на поле. Сначала коней- погнали мимо -казака. Из тридцати о.и заарканил два десятка. И, до­ вольный, слез с коня. Сарых даже не сел в седло. Он только крепче уперся ногами в землю. Те же трид­ цать лошадей -одна за другой пронеслись ми­ мо неге. И ни одна не ушла от аркана ста­ рого пастуха. Кони или останавливались на всем -скаку, или валились наземь. С тех пор Сарыха знала вся степь. А он почувствовал себя богатырем. Ехали мы, как кочевники, без де-рог. Еха­ ли долго. И Эпчелей уже начал терять тер­