Сибирские огни, 1934, № 5

Лицо хозяина багровело все больше. На .лбу набухала фиолетовая жила. — Теперь время трудное. Налогами нас давят. Ты думаешь, я тебе ни за что деньги буду платить. —1Низкий голос вдруг сор­ вался на визг. -— Я законы соблюдаю, я на биржу требование послал. А кого мне дали, .Да если б в довоенное время, да я б... Широкое красное лицо придвинулось, из желтозубсго рта на Петьку пахнуло вод­ кой... Петька с ’еисился. Хозяин схватил его за ворот, толкнул к воротам. — Иди! Иди «а биржу труда Со сво':й власти и спрашивайте, чтоб вам деньги пла­ тили. Шаромыжники!.. Долго и хрипло матерился хозяин, запи­ рая гулкими засовами ворота. >Ему помога­ ла собаченка — с визгливым лаем норовила укусить Петьку за негу. Пыльное тяжелое солнце шло на закат. Он привык работать гораздо поздлее. когда на бирже совсем не осталось безра­ ботных, когда стропила многочисленны^ строек поднялись над городом. Никто не жалел попрошаек. Однажды он попросил v землекопов — они ели вблизи ко+лована, вырытого ими. — Иди, иди, не проедайся, — сказал один. — Постой, — возразил бородатый брига­ дир. — Ты, парень, чем милостыню просить, шел бы землю копать Примем. Петька остановился в нерешительности. Но ему уже сунули ложку, накормили остат­ ком супа, бригадир уже записал его в по­ трепанный блок-нот, и лопата сама ообей очутилась в его руках. Он отставал, над ним смеялись, но через две недели кассир отсчитал ему- впервые в жизни пачку денег, он выпил с землеко­ пами своей бригады и проиграл в карты часть получки. Странно было ему, что У него так много денег... Увидев его все в тех же лехмотьях, бри­ гадир выругался и сказал: — Ты, парень, хоть бы штаны купил. Вошь тебя заест. И Петька работал уже в новых штанах. Он ел теперь каждый день, ел помногу, све­ жий сильный ветер стройки обдувал его, и через месяц он почувствовал, что может -сработать в три раза больше, чем раньше... Движения становились скупыми и ловкими, спину не ломилс, пот не так горячо струил­ ся по лицу. Дальше началось и совсем небывалое. Петька перегнал новичка, пришедшего в бригаду, оборванного, босого. Петька вы- <■* 1 . Огня з. поднял норму. Над ним «е смеялись, он стая равным. Это нравилось, но по временам сильно на­ доедало работать. Хотелось бросить лопа­ ту, промолчать на недоуменные вопросы бригадира, уйти на биржу труда, ночевать в полуразрушенном старом доме... 'Он заскучал. Выпив с ребятами, он молча леж-ал и не хотел играть .в карты. Он ушел бы в прежнюю жизнь, если бы .не предста­ вилась возможность ехать на стройку боль, того металлургического завода. * ...— А потом на заводе работать будете, специальность приобретете, заработок вы­ сокий... Убедительный голос вербовщика раздви­ нул стены барака, звал, требовал, наконец... Петька подошел записываться первым. Ве> бовщик улыбнулся и дал ему длинную па­ пиросу... Здесь, в (Предгорьях дикой таежной стра­ ны, Петька, как и в том городе, жил боль­ ше един. Говорить с людьми смущался, сво­ бодное время проводил лежа .на нарах, не участвуя в общей беседе. Он закрывал глаза; картины мучительного, но манящего прошлого опять проплывали перед ним. Он оброс жидкой, клочковатой бороденкой. Ему нужна была женщина. Он боялся жен­ щин. Они презирали его за щуплое тело, жидкую бороду и молчаливость. Попрежне- му часто тревожно оглядывался — старая Лривычка: как бы не напали сзади. Здесь он опять отставал. Плечистые землекопы с многолетним стажем — лопаты в их руках как игрушка — перегоняли его. Одна­ жды увидел в стенгазете себя — карика­ турно уродливого — верхом на черепахе... Он отвернулся, глаза потемнели. Отшвыр­ нул недокуренную папиросу. Он молчал весь вечер, уткнувшись лицом в немудрое свое барахло на нарах. Землекопы сидели у печи. Изредка в приглушенное его сознание про­ никали отдельные фразы: — И зовут меня, понимаешь, в колхоз обратно... — У них над самым котлованом почетное знамя торчит. Ей-богу, торчит. Видел. Он сжимал голову руками, точно голова болит. И в самом деле — голова начинала болеть от неотвязных давящих мыслей, которые он не сумел бы облечь в слова.. Зачем он живет на свете — слабый чело­ век — и нет ему ни похвалы, ни покоя, ни теплой, доброй бабы...