Сибирские огни, 1934, № 5

Н. ОСТРОГОРСКИЙ . О РОМАНЕ «ВЕЛИКОЕ КОЧЕВЬЕ». Л дениям историков, статистиков и экономи­ стов. Но тот же самый Энгельс, только, по другому поводу, говорил, что писатель дол­ жен уметь окрыть свою тенденцию в глу­ бину образной системы произведения. При­ менительно к нашей настоящей теме мож­ но сказать, что познавательный, этнографи­ ческий и социально-бытовой материал пи­ сатель должен сделать органическим эле­ ментом произведения, его виу-гренне-обус­ ловленным и неот’емлемым мотивом, ©сякая этнографическая деталь, всякое даже мель­ чайшее указание в произведении, имеющее целью познакомить читателя со специфиче­ ской средой его героев, должно быть оправ­ дано ходом самого действия, а не .искусст­ венно превнееено в него тслько ради одной познавательной цели. Не как ,раз именно этим недостатком, по моему мнению, и страдает роман «Великое кочевье». Он местами схематичен, его за­ мысел оголен, а материал описательный и бытовой слишком «тенденциозен», т. е. явно рассчитан на незнакомство читателя с обста­ новкой. Читатель местами чересчур уж чув­ ствует, что и песни ойротов, я пляски, и описание жилища сделано специально для него, незнакомого с Алтаем читателя, а не потому, что так должен был развертывать­ ся сюжет. В этом смысле хочется провести одну па­ раллель. На русский язык не так давно бы­ ла переведена повесть американской писа­ тельницы ГТэрл Бак «Земля» о китайском крестьянине. Эта небольшая, прекрасно на­ писанная повесть, на первый взгляд вся по­ строена на описании семейно-бытовых тра­ диций и нра1вов крестьянской семьи. Почти на каждой странице этой повести читатель узнает какой-либо обычай или очень значи­ тельную подробность семейного быта. Но огромное достоинство повести «Земля», как всякого высокохудожественного произ­ ведения, состоит в том, что читатель совер­ шенно не замечает, как ему сообщают­ ся ети 'сведения, потому что они орга­ нически включены в сюжет. Это об’яс- няется конечно еще и тем, что автор «Зем­ ли» всячески избегает вводить в текст материал посторонний основному на­ правлению действия, чего, например, нель­ зя сказать про «Великое кочевье». Здесь (Вы, тов. КоптеЛов, желая как можно шире дать картину Алтая, его социальный и бы­ товой разрез, часто перегружали роман по- тпутными эпизодами. Таковы: несколько, по­ чти аналогичных, сцен возвращения хозяи­ на в аил, вечерние песни ойротов, мало связанная с основным сюжетом сцена спа­ сения Макриды Ивановны и другие. Здесь мы подходим ко второму, очень су­ щественному недостатку романа — его сю­ жетной рыхлости. В частности, это сказа­ лось я в том, что в романе много, дейст­ вующих лиц, но некоторые из них слиш­ ком походят друг на друга. Или лучше ска­ зать: не все из них достаточно ’ индиви­ дуальны и неповторимы. Возьмите хотя бы братьев Тожушевых. Конечно, между ними есть разница, но она больше от их различного возраста, а не от различив взглядов и роли в романе. Между тем Вы сами, конечно, понимаете, что чем большую нагрузку (Вы даете своему гарою и чем бе­ лее самостоятельна его роль — тем он зна­ чительнее. Вообще нужно в каждом произ­ ведении уметь выделить основных персона­ жей, несущих каждый свсю особую фило­ софию. Читая творческие планы «Войны и мира» Л. Толстого или конспекты Золя, Вам, очевидно, бросилась в глаза та харак­ терная черта, что самое первое, о чем за­ ботятся эти большие писатели, это—об ин­ дивидуализации своих героев. Взгляните как, например, характеризует их Лев Нико­ лаевич в своих черновых конспектах: «М. Волконская. «Презирает все вещественное. Всеми лю­ бима и veneree (обожаема), нежна я ла­ скова. Все и всех любит, как христианка. Отлично играет и любит музыку мистиче­ ски». Из этих нескольких коротких фраз перед нами, уже встает совершенно цельный об­ раз человека. А рядом с этой характеристикой — дру­ гая. «Анатоль. «Беден, в долгу, не умеет тянуться за аристократией кости. Низкопоклонен, умеет скрыть низкопоклонство, в виде развязно­ сти. Чувствен грубо, немножко любит, но не имеет светского соображения, воли». Ваша же ошибка, т. Коптело», состоит, по-мсему( в том, что Вы как бы разбавили ваши наблюдения, ваши мысли между мно­ гими персонажами. И они, во многом, по­ лучились «недоносками», без индивидуаль­ ных черт. Это относится, конечно, исключительно к положительным фигурам романа. Они и со стороны внешней и — тем более — внут­ ренней характеристики бледны. Конечно, это можно сказать не о всех одинаково. Например, фигура коммуниста Филиппа Ивановича Суртаева, несомненно, выделя­ ется из общего ряда персонажей. Но и он плохо запоминается, как литературный тип. Это потому, что читатель больше чувству­ ет его, чем видит и представляет. Суртаев— по преимуществу персонаж чисто эмоцио­ нальный. Когда читаешь роман — чувству­ ешь, что автор глубоко и искренне на сто­ роне Филиппа Ивановича. Но это может лишь характеризовать оуб’ективное наст­ роение автора, но этого, Вы сами понима­ ете, мало для оценки произведения. Нужна еще некая художественная «фактура», что­ бы герой ожил. А вот этого и нехватает у Суртаева. Наиболее цельным, законченным и срав­ нительно удавшимся персонажем в романе является Сапог Тыдыков, этот хитрый, лов­ кий я упорный враг. В нем есть и те общие качества, которые отличают нашего клас­ сового врага (жадность, ненависть, стрем­ ление использовать представителей совет­ ского аппарата в своих целях, попытка «приспособиться» к НЭПу, а потом — и к первому периоду коллективизации); в нем есть и то специфическое, что отличает бая (он хранитель мудрости богов,, он «добро