Сибирские огни, 1934, № 5

ВЛАД. АЛЕКСЕЕВ. ЗАЯВКА НА ЭПОС . t Вышла утром. Крепкий мороз. Светлым огнем Горит лиственница. Ветер подул, Лиственница темна. И я горю золотым Пламенем любви. Наверно, сгорю. Такие строки просятся на музыку. Их хочется петь. Они кажутся знакомыми и давно известными, как «горные вершимы», как «овежая прелесть долин» у Лонгфелло, как суровая мудрость Калевалы. Песня журчит, как ручей. Она берет свое начало в светлых горных озерах алтайского фольклора. Соболя ловить иду, Дорогого соболя. Соболя, похожею на' ветку, Черную ветку кедра, Под синим, звонким инеем В морозную ясную ночь. Вы слышите, как неприметно и вкрадчи­ во шуршат лыжи, как свежо и ново звучит лад стиха? Дорог мир мне! Все мне ново! Пищу мысли, песни слово Собирал я у костра... .Брал я их с росы сыпучей, С легкой молнии летучей... С синих стрел глухой травы... У зверей моих лесов Много я подслушал слов. Их дарила мать родная В ночь, у зыбки напевая... Бесконечно мной любимый Он слова мне начертал, Он открыл мне тайну звука. Мысли тихую науку... Так намечается еще одна линия творчес. кого взаимодействия. Но пушкинские ноты в творческом credo Ерошина звучат впол­ не закономерно и естественно. 4. Ерошин делает заявку на эпос. Нарисовав в первой части поэмы Алтай, попавший к «Белому царю» в неволю... Алтай суровой бедности ойротов-ското­ водов и богатства Хан Алтына и Аргамая, чья слава гремит по синему и пестрому Алтаю... Ерошин вторую часть поэмы озаглав­ ливает обязывающе просто: «Поколение Октября». Прошла навсегда зима рабства и униже­ ний. Долины и горы Надели зеленое платье, Спящие в мраке цветы Открыли глаза, как дети, Мглистые ветерки Сладко вздыхают В крохотных листьях. Так, романтически идеализируя, Ерошин описывает молодую весну народа, раскрепо- -{.щениого Октябрем. Ерошин живописует- алтайскую Аркадию, а читатель... не ве­ рит. , Разве природа Алтая с приходом совет- ^ ской власти перестала* быть суровой? Разве мало притаившихся Аргамаев таит­ ся в алтайских аилах? Разве сразу никнет власть «черных закли­ наний шамана»? 5. Было бы непростительной узостью обви­ нять Ерошина в неумении или неспособно­ сти видеть новое. Одно ритмическое разли­ чие первой и второй частей поэмы говорит о многом. Ерошин описывает дореволюционный Ал­ тай медлительными, повесгаователыво-ска- зочными ритмами, изредка срывающимися на крик ненависти, часто спадающими на слова отчаянья. Совершенно иная ритмическая структура второй части «Песен Алтая». Здесь Ерошин находит то мягкие и плав­ ные лирические ритмы: Из аила ушла без коня, По горам проходила три дня. Слышат звери и птицы меня, Только Элик не слышит меня... то стремительные и напряженные: Где ты светлый, Где косматый, Бегунец мой Черно-смольный — С гривой черною, Стально’ю? Грива мне нужна твоя! Мгла косматая нужна! Руки я хочу запутать В волос крепкий, Синий, жесткий! то задушевные, спокойные и радостные: Выше солнечный путь, ниже ходит- луна- Все свежей и пахучей в лесу тишина. Заиграли в горах, загремели ручьи, Обронила весна золотые ключи. По долинам плывет голубой, влажный дым.. Встань, мой сын, посмотри, как над краем твоим. Горным краем,— поднялся весны алый флаг! Посмотри, как шумит, молодая, в го­ рах — Наша жизнь! В мозаичной россьгпи миниатюр второй части встречаются прочувствованные и про­ думанные образы большого художествен­ ного и общественного звучания. Жеребенок родившийся глуп. Путается в ногах у 'матери, ’ Вперед забегая. Но сосцы он находит потом, Питается и растет, Одеваясь, как пламенем Яснеющей шерстью. Наш колхоз молодой Похож на жеребенка —