Сибирские огни, 1934, № 4

ИЛЬЯ МУХАЧЕВ. РОДОСЛОВНАЯ В темнолесье много ягод, Только мало там дорог. В темнолесье жил бродяга Во^ле брошенных берлог. Вырастала над долиной Мглистым облакЪм хвоя, И ходила ио малину В темнолесье мать моя. У березы, где качались Листья, вроде бубенцов, Говорили — мать встречалась С темноусым беглецом. От этапного конвоя, От жандармского хлыста Он бежал не для разбоя В наши хвойные места. Ночь, раскинувши над лугом Вороненых два крыла, Вслед ему грозила клювом Православного орла. Слыша чей-то хриплый клекот, На высоком черном пне Вспоминал он о далекой, О закованой стране. И порой, тревожа память, О друзьях он говорил, Что развертывали знамя Цвета льющейся зари. Житель северной столицы, Он тянулся к ней опять, Чтобы той двухглавой птице Клюв и крылья обломать. Но стряслось: облавой выжиг, Горбоносых, как орлы, Был он пойман и острижен, И закован в кандалы. Разнесли молву-отраву, И тогда, под у-лю-лю, Вдоль поселка на забаву Волочили мать мою. А над ней свистели возжи, Оттого, хвостами вниз, На плечах, на белой коже Змеи сизые вились. Подойдя, урядник рябый Прибаутки сыпал соль: — С варнаком каталась, баба, За прокат платить извс/ль! Мать молитвы не шептала И от боли не тряслась, Только молния металась В темноте широких глаз. Где он нынче, тот бродяга? Я не знаю, что над ним: То ли — гроздья красных ягод, То ли — белые огни. Может, он в стране медведей Под буранами застыл. Но в моих чертах соседи Узнают его черты.