Сибирские огни, 1934, № 4
Сказав это, Завадский обратился к Ци булю; — Почему ты, Василь Федорыч, никогда не требовал к себе снисхожденья по ста рости лет? Цибуль растерянно схватился за подбо родок. Борода была чисто выбрита. Поче му же Завадский заговорил о старости? Неужели болезнь так его изменила, что он действительно стал стариком? — Ты — старый человек, Василь Федо- рыч, — беспощадно повторил Завадский: — И все же ты... Скрип открываемой двери прервал его. На пороге встала Цибулиха с тулупом в pyfte. Глаза ее сверкали решимостью. Она двинулась было вперед, но Завадский по стучал карандашиком и она остановилась возле задней скамейки. Завадский опять заговорил, обращаясь к Цибулю. — Мы знаем, Василь Федорыч, что в Керчи у тебя был свой дом и свое хозяй ство. Но ты, когда это потребовалось для пользы строительства, не поглядел ни на дом, ни на старость и добровольно приехал в Сибирь. О каком же снисхождении мо жет быть речь, Василь Федорыч? — Мы все работали ударно. Но ни один ударник не требовал к себе какого-то осо бенного отношения на том только основа нии, что он — ударник. — Гусев один требует к себе такого от ношения! — Здесь до твоего прихода мы спраши вали у Гусева: — почему ты не пошел на техчас, а пошел в Шанхай? Он говорит: сделал ошибку, но, как ударник, считаю, что эту ошибку мне можно простить. — В приемной комиссии Гусев опять же требовал приема на том основании, что он ударник и что про него писали в газетах. — В газетах про многих ударников пи сали, но у нас пока никто не задирал но са на этом основании. — Исключенье опять же составляет Гу сев. — Еще один случай: когда пустили прес совый стан, репортер газеты спросил, кто предложил конструктивные исправления, Гусев сейчас же вылез вперед и назвал себя. Цибуль зажмурился, как от зубной бо ли. Опять защемило в сердце. Цибуль го рестно подумал (первый раз за всю жизнь), что он, действительно, стар. — Гусев назвал себя, — резко повторил Завадский: — и при этом напомнил репор теру, что о нем уже было написано в га зете. Завадский поднял карандаш и чуть по медлил: — О чем все это говорит? — Это говорит о том, что Гусев удар- ничал из-за карьерных побуждений. Цибуль сидел, не открывая глаз, и, ле гонько улыбаясь, думал: — Старый стал, глупый стал, — вот и отчитывает тебя паренек Завадский. Резкий звук упавшей табуретки заставил его вздрогнуть. Он увидал только спин) Гусева, которая мелькнула в дверях. За вадский говорил о требовательности к се бе, которая должна повышаться день ото дня. Глаза его горели и румянец медлен но всползал к вискам. Цибуль сидел, разбитый и потрясенный. Расстроенное лицо его встревожило Цнбу- лиху. Она подошла и тнсо прошептала: — Василь Федорыч, ;i подводу пригна ла, — домой надо ехать, Василь Федо рыч. Подвода действительно стояла у дверей конторы. На дно розвальней был брошей матрац и на нем черным комом громоз дился мохнатый тулуп. В изголовьи пыжи лась мягкая шубейка. Цибулиха уложила Цибуля и укрыла его тулупом. Заботливо подбив полы тулупа, Цибулиха присела на ободок розвальней и велела возчику ехать. Возчик не успел еще взять вожжей, ког да из дверей конторы, торопливо поскрипы вая костылем, вывалился инженер Попов. Он проковылял к розвальням и стал над Цибулем. — Что-о, Кузьма Ильич? — устало про бормотал Цибуль, вскидывая на инженера изможденные ресницы. — Утешить вас хочу, Василь Федорыч,— сказал Понов, смеясь маленькими, широко расставленными глазами, — Гусеву, Василь Федорыч, ничего плохого не сделают. Инженер наклонился, опираясь всем те лом на костыль: — Я почему вас за полу дернул, Василь Федорыч? А потому, что вы бы только ре бят раздразнили на этом собрании, а они и без этого на Гусева злы. Понимаете, Ва силь Федорыч, ребята уж сколько меся цев ударничают, температура у них очень высокая и тех, кто ударную славу марает, они щадить не расположены. Инженер присел рядом с Цибулихой и обнял Цибуля за плечи:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2