Сибирские огни, 1934, № 4

стыжими глазищами и, сбросив пальтиш­ ко с плеч, сказала приземистой Таньке: — Парень — что надо. Стэруха принесла соленые огурцы и we- початую бутыЛь. Гошка вышиб пробку. Де- •захи, манерно подбирая шумливые юбки, полезли за стол. Гошка налил им по стоп­ ке. Девахи выпили и взялись за огурцы. Тамарка слегка чинилась. Огурец она брала, держа на отлетг ммзинчик. Бро- 'ви ее изумленно вскидывались и руки, го­ лые до п/еч, двигались плавно и кругло. Танька управлялась по-деревенски, хрус­ тя и смачивая подбородок рассолом. Гошка и Гусев выпили по стопке. Гусев смолол два огурца и к сивушному вкусу во рту присоединился' тогда вкус соленой мокрети. Гусев вспомнил, что Гошка не плохой гармонист. А тот уже свариул платок й перебросил через плечо ремень гармошки. Как в деревне, на бревнах... Перламутро­ вые пуговки блеснули от месяца. Девки притихли, скрестив на груди полные руки... — Эх ты, деревня, озорные ночки! Вот пальцы гармониста прошлись по ла­ дам. Но не те девки слушают сейчас Гошку. И не от месяца блестят перламутровые пу­ говки, а от семилинейной лампы. Вот рябая откинулась к стенке и запе­ ла пронзительно: — У тятьки лестница крутая, Тяжело воду носить. Другая девушка вытерла мокрый рот и ударила истошным голосом: \ — Доля девичья такая, Надо замуж выходить... Теперь оба голоса взлетели до крика и слились вместе: — Уж я выйду, выйду в поле, На все поле закричу, На все поле закричу: Караул, замуж хочу... Не те девахи. И гармонист не тот. Эх, лампа!. Нехорошая ты, лампа, семилинейная!. , I*- Впоследствии Гусев не однажды пытал­ ся припомнить события этой ночи, резко переломившей его жизнь. Воспоминания всякий раз обрывались на песне девах; Дальше был провал. Он помьил отдельные подробности даль­ нейших событий, но никак не мог восстп- новигь иь последовательность во в^еме- яи. Он помнил, например, как плясали дева­ хи. Кажется, сначала плясала Тамарка. Она металась вокруг печи, изгибая бедра и взмахивая платочком. Потом лицо ее каменело и она, мертво опустив руки, на­ чинала отбивать чечотку. Лицо во время чечотки было неподвиж­ но. Двигались только ноги да еще вздра­ гивали груди, подтянутые чуть ли не к горлу. Отбив колено, Тамарка пронзительно выкрикивала частушку и вновь пускалась в пляс. Потом к ней присоединилась Танька. Ее толстые щеки тряслись, она тяжело ды­ шала и неумело подбоченивалась. Гусев взмахивал головой, как лошадь, отгоняющая мух. Гошка играл с закрытыми глазами, то­ мясь и припадая к гармони. Тамарка плясала. Лицо ее взмокло и кофта подмышкама потемнела кружочками.. Наконец, она клюнулась на скамгйку ря­ дом с Гусевым и привалилась к его пле­ чу. От разгоряченного ее тела пахло потом. Она тяжело дышала и облизывала пересы­ хающие губы. Гусев сказал, что она хорошо пляшет. Тамара надменно рассмеялась. — Ты не смотри, 'что я рябая, — сказа­ ла она, отирая лицо платочком и гордели­ во раздувая ноздри... Гошка играл вальс. Лицо его было очень бледно, кудерьки взмокли и слиплись на лбу. Голова у Гусева немного прояснилась. Он обнял Тамару и ладонь его приятно ощу­ тила влажноватый холодок ее плеч. — Расскажи что-нибудь, — тихо сказа­ ла Тамара, прислоняясь головой к-плечу Гусева и близко взглядываясь в него вы­ каченным и зеленым глазом. — Што-ж тебе рассказать? — грустно улыбнулся Гусев: — День у меня нынче очень жалостный. Кажется, он так и сказал: — День очень жалостный. Фраза эта растрогала его и он закипел пьяной тоской. Я тришол сюда жиэню искать, — говорил он покачиваясь и неестественно выворачивая шею, — батька мой кузшг держал, бы.; он у меня мастак и любуй» машину мог понимать. Я тоже машину хо­ рошо понимаю... Видала ты на площадке