Сибирские огни, 1934, № 4
— Моя! — выступает вперед Гусев, — обрезки я принес. Зубаха, оттесненный плечом Гусева, гу сто крякает. Репортер всматривается Лицо Гусева пылает румянцем. Пиджак у него расстег нут. Под пиджаком виден очень красивый свитер и очень грязная косоворотка. Деревенский, должно быть. — Как ваша фамилия? — спрашивает -репортер. Краска заливает Гусеву уши и шею. — Разве не знаешь? Ты уже писал про меня один раз. Фамилие мое — Гусев. — Гусев? Ах да, помню, помню... Ком сомолец? Репортер что-то строчит... — Берегись! — раздается предупреж дающий крик. Гусев схватывает репортера за рукав и волочит его в сторону. На то место, где они только что стояли, падает двухметро вая доска. — Эй вы, там! — вскрикивает Зубаха, вскидывая морковные усы. С лесов свисает голова казака в мохна той шапке. На широком и желтом лице его застыл испуг. Становится ясным, что доску уронил он. Гусев выругался. — На аршин левее упала ;— могла бы стан разбить, — осторожно говорит Зу баха. Резкий оклик остановил его. Широкая приземистая фигура секретаря бросилась в глаза. Завадский стоял возле стана, ши роко расставив ноги. — Ты что же это? — спросил он раз дельно и глухо. — Он станок мог испортить, — с раз дражением проворчал Гусев. Завадский насупил широкую бровь: — Стыдно. А еще ударником называешься. — Ты ударничество мое не трожь! — вспыхнул вдруг Гусев, — я за производ ство вот как болею. •— Стыдно! — еще решительнее прого ворил Завадский, — а еще в планерную школу просишься. Вот не пущу в школу— запоешь у меня. Гусев сразу сник и вобрал голову в плечи. Завадский опустил руки в карман и за говорил спокойнее: — Производство у тебя никто не отни мает. Вот стан запустил — знаю. Но толь ко не хорошо это, что ты с нацменами не умеешь. Завадский чуть приметно улыбнулся: — Я вот вправду задумался, — может тебя действительно нельзя в планерную школу пускать. И вдруг зубы Завадского ослепительно блеснули. — Не забудь, завтра приемная комиссия. ' VI. Худякова первым вызвали в приемную комиссию. Гусев рванулся вслед за ним, но осо- авиахимовский инструктор остановил £го у выхода из раздевальной. Гусев заметил, как в раскрывшихся дверях мелькнул - го лый зад Худякова. — Жди вызова! — хмуро сказал инст руктор. В другое время Гусев ответил бы дер зостью, но неловкость, которую испыты вает перед одетым голый человек, связала ему язык. Он повернулся и, шлепая босыми нога ми, пошел к печке. Раздевальная была похожа на предбан ник. На скамейках лежали шфки и ру башки, два гольус парня сидели перед печ кой и неловко почесывались. Гусев сел рядом. Чугуйка раскалилась докрасна. В щели пола и в плохо зашпаклеванные пазы острыми ручьями пробивалась стужа. Гусев с’ежился и начал оглаживать грудь, покрывшуюся гусиными пупырыш ками. В чугунке слегка повизгивал уголь. Пар ни молчали Гусев видел их впервые. Он знал только, что их прислали с доменно го. От прокатчиков пришли три челове ка —- Гусев, Худяков и Непомнящих. Непомнящих, можно сказать, тоже был чужим. Он работал на печах Сименса, пе чи же эти были отделены от рельсоотде лочной четырехсотметровой цепью роль гангов. Разговаривать не хотелось. Гусев задре мал. Оц слышал только гуденье печи, ко торое отдавалось в каждой кровинке. — Редактора то я как поднадул, — сон но думал он, — Зубаха стыдить вздумал, зачем Цибуля обижаю... а ему какая оби да?.. Перед Гусевым медленно всплыло лицо Цибуля, запрокинутое на подушку. Он снова увидел седую бороду и заострив шийся нос. В этот момент в глубине его сознания мелькнула .никогда еще не при ходившая в голову догадка, что Цибуль, в сущности, старик.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2