Сибирские огни, 1934, № 3
реполнена, больно щекотало в горле, из глаз сыпались мелкие капли. £му было жаль яе столько Яманай, сколько себя. Где он возьмет вторую же ну? Чем заплатит за нее? Не будет же Са пог женить его еще раз. Холостая и голод ная жизнь пастуха — вечный удел его. Он обрадовался, когда Яманай, напоми ная ежа, слегка приподняла голову, чу точку приоткрыла опухшие глаза и украд кой посмотрела во все стороны. Не видя его, она смело вскочила и побежала под гору, сверкая голыми пятками. Ему хотелось догнать ее, утешить, при ласкать, но неожиданно проснувшееся раз думье удержало его: «Увидит мою жалость — не будет ува жать меня, мужа», — подумал он и, уми ная стыд в себе, решил: — Не поеду сегодня домой. Потом при ласкаю... В лиловые сумерки Таланкеленг, возвра щаясь с отарой ма ночовку, увидел среди луга полулежавшую женщину, захлебывав шуюся слезами, и помог ей добраться до убогого жилья возле овечьего загона. 3. Их было пятеро: впереди ехал Суртаев в измятой и облупившейся кожаной тужур ке и такой же фуражке и Людмила Вла- диславиа в черном пальто, широких ша роварах из темно-синего сатина и клетча той кепи, вокруг них увивался Аргачи, бе зумолчно трещавший и то-и-дело показы вавший где чей аил и кто куда кочует на зиму, за «ими следовали — председатель сельсовета — светлобородый, широкопле чий, с бледным лицом, избитым оспой, в красной рубахе с широким расшитым по ротом, и секретарь айкома комсомола То- зыяков, крутоялечий парень с бесстрашным профилем, умными глазами и щетинистыми, давно нестриженными волосами. Позади них цепочкой тянулись лошади с громозд кими вьюками. — Юрту поставить, да чай вскипятить не успеете, а я во все аилы слетаю, — сказал Аргачи, отделяясь от группы. — Облететь' аилы — этого мало. С каж дым алтайцем мадо поговорить да под лу бу к нему залезть и сокровенные думы выведать, — настойчиво посоветовал* Фи липп Иванович. Тозыяков поехал следом, сказав: — Я с ним. Вдвоем легче... Сапог выехал навстречу каравану, лицо у него торжественное, осанка важная. На конец-то, едут землемеры, отрежут землю для его товарищества, остолбят, раскален ными печатями все стобы припечатают, то гда никакие Токушевы ему не страшны, ни кто не осмелится переступить грани. Он знает, что по Земельному кодексу землю делят на девять лет. Еще осенью он запла тил деньпи за землеустройство, всю весчу ждал землемеров. В большой комнате на крыт для них стол... Думая о встрече, он отметил: — Инструмента сколько везут! Пять вью ков! Ему казалось, что всадники спешат, жаж дут встречи с ним. Лошади, чуя сытный корм и отдых, рвутся вперед. Когда увидел, что на кожаной фуражке переднего всадника нет никакого значка* остановился. — Кто это такой? Суртаев?! Опять ку да-то пополз? Лицо Сапога вытянулось, руки упали на серебряную луку седла, пересиливая себя, . смиряя клокотавший гнев, поздоровался льстиво: — Какая экспедиция едет, мудрые люди? Геологи? Камни собирать? Золото искать> Или ботаники? — Геологи, — ответил Суртаев, сдержи ваясь. — Новые пласты подымать... — Заезжай ко мне, Филипп Иванович* отдохнешь. — Учтивыми глазками пока зал на усадьбу. — А я думал, что земле меры едут. Когда порядок будет? Осенью деньги платил, говорили, что скоро пош лют... — Зачем тебе землемеры? — Землю товариществу отвеоти. — За глянул в холодные глаза Суртаева. — Ка кую землю товариществам отдают? — Лучшую. А у вас может быть не осе бумаги оформлены? Мы по товариществам',' ездим... — Бумаги у меня все в порядке. Посмот ри пожалосто, Филипп Иванович, помоги.. Я в долгу не останусь. Суртаев промолчал, еле подавляя возму щение, мысленно говорил себе: «Раньше времени нельзя неприязни обна руживать, а то он пошлет шоих людей по- аилам, какую-нибудь страшную небылицу пустит. Как-то масса отнесется? Нелегка» задача...». Сапог поехал рядом с ним, осторожно, нагнулся и шопотом спросил, показав гла зами на Людмилу Владиславну; — Баба твоя? Я могу для вас отдель ную комнату, перину...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2