Сибирские огни, 1934, № 3
рался втолковать Борлай. — Забот тебе -о жеребце меньше, а пользы больше. — Правильно. Так и пиши. — Сенюш метнул короткий взгляд иа Чумара, повер тываясь на другой бок. — Добрые птицы всегда летают стаями, а в одиночку —г только птицы-разбойники. — Стажем друг о друге заботиться — всем будет хорошо, — сказал Борлай, с удовлетворением отмечая, что кочевье ста ло дружней, будто каждый силу в себе почуял. Рассыпались мрачные предполо жения. И не так ча-сто, как в прошлом го ду, слышались грустные вздохи. Казалось, что нынче ,и небо чище, и воздух живи тельней. В людях, надеющихся друг на друга, просыпалась смелость. К аилам приближались всадники. Впере ди них ехал Тюхтень. «Однако, назад сюда кочевать хотят?» — подумал Борлай. Старик степенно подошел к наму и дру жески предложил трубку. Они сели. Тихо, по-семейному перекиды вались словами. I — Старая береза вверх не растет, но вых веток у ней все меньше и 'меньше. — Чуткое ухо могло уловить в шершавом го лосе старика самоосуждение. Приняв от Борлая трубку, он продолжал. — Так и я... Остарел, чтобы говорить мудрые слова. Худо сделал, что в прошлом году этсюда откочевал, и людей, у которых ум корот кий и сердце баранье, за собой увел. При нимай назад. Их тоже принимай, — мах нул на своих "спутников. Острые взгляды недоверчиво ощупывали старика. — Здесь же злой дух... медведь аилы ломает. — Принимай, говорю, — настаивал Тюх- тань. — У медведя того две моги, у Сапо га овец он пасет. — Еще в прошлом году тебе гозорили об этом... — У меня тогда ум совсем помутился. Принимай, Борлай. — Пусть ставят аилы, — крикнул Се нюш. — Место маленькое, тесно будет, — тре вожно возразил Утишка, теребя самый пышный кустик бороды: >Борлай тряхнул головой с такой смело стью, какой не зиал до того дня, голос его стал гуще: — Проживем. Дружному народу не буд<;т тесно. Да и «е на век наша стоянка здесь. В Каракол спустимся, в самую долину, на хорошее место. Партия наша родная и со ветская власть нам помогут. В аймаке так сказали. Повернув голову, уронил к ногам стара- ка громоглаоное: — Кочуй к нам, Тюхтень, кочуй скорее!.. Силы будет больше! Глава десятая. 1. % — Еду я домой, сама луна золотодвгдая провожает меня. Ишь, норовит обогнать, да в лицо заглянуть. А дома меня встретит жена,- красотой своей поспорит оо взрос лой луной. Конь, одним глазом посматривая «а утом ленное лицо хозяина, с резвой рыси неза метно перешел на мерный шаг. — А если она хворает? — Лицо Анытпа са вдруг стало серым, на лбу завязались узелки. — Я не выполнил волю богов... Злой Эрлик возьмет ее, а потом и меня... Всю зиму он вертелся около толстых ли ственниц, облеплял кору снегом, изобра жая широколобого человека, прятался в лесу и медленно подымал ружье, нацели ваясь в грудь. Без конца повторял, что ро ковым выстрелом удовлетворит жадность Эрлика, но в дрожавших руках его стыла кровь и пуля свистела, распарывая снег да леко от лиственницы. В голове возрастал ’шум, обострялась боль. Он так крепко за жмуривался, что потом, открыв глаза, га месте лиственницы на мгновение вставал перед ним живой человек, умолявший о пощаде. Губы Анытпаса с дрожью шепта ли: «Все-таки он — Мундус, а я вырос у Мундусов...». Иногда он видел себя на ме сте этого человека, поспешно отвертывал ся и убегал к лошади. Раза три встречался с Шатыем. Старик проезжал мимо, не проронив ни 'слова, только косо посматривал на него. В леде нящем взгляде его Анытпас видел укор, обречение. Весной, когда стригли жеребят, он евнгл из лучшего волоса тонкий и длинный ар кан, решив: «Из-за камня петлю наброшу и погоню коня во всю мочь...». Вспомнил, что по ту сторону хребта вот так же расправились с одним алтайцем, поднявшим голос против богатых и запи савшимся в какое-то новое племя. Это бы ло ночью. Алтайца аркано(М выдернули аз седла, протащили по земле шагов сто, по ка не вырвали руку...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2