Сибирские огни, 1934, № 3

им тетради, показал как держать карандаш. Черную дсюку повесил на лиственницу. Вокруг каждого ученика — пестрый бу­ кет шапок. Любопытствующие через пле­ чи заглядывали в тетради, разломленные «а коленях учеников. — Смотри какие палки пишет! — А что такая палочка скажет? Ярмамка надрывался: •— Не кричите, товарищи. Не мешайте. Отойдите вон туда. — Он показывал на женщин, расположившихся неподалеку. Они мяли овчины, шили обувь, сучили нигки из жил дикой косули и изредка посматри­ вали на доску. По утрам Ярманка раньше всех прибегал на берег, дожидался Чумара. — Сегодня какую букву будешь показы­ вать? Когда учитель жаловался, что ученики долго не приходят — Ярманка срывался с места и бежал от аила к аилу, пронзитель­ ным криком всполаигивая все кочевье: — Солнце встало, учитель встал — учить­ ся иди... Люди шли, смеясь: — Опять шальной горло дарет, будто его медведь сцапал. После занятий Ярманка снимал доску и уносил к себе в аил, подбирал мел. Он ви­ дел, как приходили к Нумару пожилые ал­ тайцы за советами. В его глазах человек этот рос, с каждым днем казался мудрее, недаром у него такие вдумчивые, проница­ тельные и добрые глаза. Он и сам не раз порывался спросить у него совета, но все­ гда упрекал себя: — Я ие маленький — сам знаю, как по­ ступить... Он строго скажет: нельзя обычаи нарушать. Однажды, провожая Чумара до борлаева аила, Ярманка (нечаянно уронил давно об­ думанный вопрос: — Ты “партийный? — Видя, что учитель качнул головой, обрадовался: — «Скажет, что можно...». Слоча о Яманай вырвались, казалось, по­ мимо воли. Учитель остановился и успокаивающе по­ смотрел в стыдливо прятавшиеся глаза парня, умное лицо его оставалось таким же заботливым о всех, в тихом голосе не было нм осуждения, ни упрека. Ярманка удивился тому, что среди чужих людей оказался такой близкий человек, понявший его и отнесшийся так соучастливо. — Ничего в том плохого нет, что она тоже из сеока Мундус, — слова его лились плавно, тепло. — Старые сеоки — байская узда, которую богачи одевали на бедняксхз. Мы наплюем wa сеоки. Богатый алтаец яз рода Мундус тебе не брат. Все бедняки всех сеоков — братья. Он тяжело вздохнул: — Такое время было в нашу молодость» что человека обычаи ломали, как буря сос­ ну. Мне вот также хотелось жениться на одной... из нашего сеока, но... в то время таких смельчаков прутьями драли... Наклонившись к парню, облил его заду­ шевным шопотом: — Не торопись. Ты еще молод. Ямашай обжилась там, может и привыкла... Не при­ носи в аил бедняка лишнее несчастье. Ты учись знай, учись и учись... А потом уви­ дишь как тебе лучше жизнь свою обосно­ вать. Ярманка сказал, что он. не раз приходил к такому решению, «о оно всегда вытес­ нялось воспоминаниями о лунной ночи. — Ничего, у тебя много лунных нЬчей впереди, — мягко сказал Чумар, уходя к аилу, укутанному фиолетовыми мехами ти­ хого вечера. 6 . Нарочито прокашлявшись, Борлай легко отодрал свое тело от земли, сверху вниз взглянул на кочевников, казалось, вросших в лужайку и заговорил с резким напором. Соседи отметили, что он старался походить на Суртаева. Ему, в самом деле, хотелось говорить так же долго, гладко и вразуми­ тельно, как умел говорить Филипп Ивано­ вич, но язык его одеревянел, а слова ку­ да-то провалились. Бросив десяток корот­ ких фраз, он чесал чубуком верхнюю губу и думал, что бы еще сказать. И было это тяжелей, чем валить сутунки в лесу: пот залил все морщинки на его лице. —■Вот он каждый день ходит ко мне и просит жеребца яа неделю: я, говорит, свой табун отделю от общего, — кивнул на Утишку. Тот нетерпеливо крикнул: — В большом табуне мои кобыйы могут не огуляться. Пусть жеребец десять дней живет у одного, потом у другого..: — Ишь ты, какой умный! — хлеснул его Содонов. — Дадут мне жеребца на десять дней, а он в эту шору ни одной кобыле не нужен. Тогда как? — А в общем табуне не огуляется тоже пользы мало, — бурчал Утишка. — Не мне и не тебе его отдали, а всем вообще, которые в товариществе, — ста­