Сибирские огни, 1934, № 3
Дверь бесшумно приподнялась и чей-то глубоко провалившийся глаз стрельнул на мужскую половину ищущим взглядам. «Смотрит, есть ли винтовка». — Чаных выронила головешку и, вздрагивая, потя нулась к ружью. Дверь захлопнулась, «о минуту спустя снова шевельнулась и опять тот же глаз, устремленный на женскую половину. Чаных отметила, что взгляд совсем не воровский, а мучительно-тоскливый, ищу щий утешения. Видно лютое несчастье на стигло человека и сделало лицо его мерт венно-бледным, а сердце наполнило бояз нью. Возможно это настолько обессилев ший человек, что те может войти без по мощи. Она хотела сама впустить его, но стукнула дерзко откинутая дверь и «а хо зяйку налетела неожиданно осмелевшая женщина. Из-под шапки ее выбились дав но не чесанные космы, исполосованная со бакой пола чегедека волочилась, как хвост. Узнав посетительницу, Чаных стиснула зубы, выпрямилась и взбросила скрючен ные руки к груди, готовая навалиться на плюгавую бесстыдницу, как она звала Яма най. Они долго стояли, не шевелясь, толь ко резали одна другую ненавистными взглядами, да дышали все тяжелей и тя желей. Ощупывая глазами нежданную по сетительницу и мысленно раздевая ее до нага, хозяйка успокаивала себя: «Ни стати, ни красоты. На гнилой гриб походит. Да теперь мой муж на нее и од ним глазом не взглянет». Она круто повернулась, насмешливо за хохотав, важно прошлась по аилу и цык нула на посапывавших ребят. — Спите, остроглазые. Об отце соску чились? У .него по -вас тоже сердце изны ло. Домой торопится. Отстегнула люльку и, подбрасывая ре бенка, подошла к Яманай: — Посмотри, какой у меня цветочек от молодого мужа: ширококостый, полный, ручки в суставах, как ремешками перевя заны. У Яманай болезненно подергивались гу бы. Она отворачивалась от ребенка, пэя- гала глаза и надолго закрывала их вспух шими веками. А в голове — острое, режу щее: «Врал, что меня любит. Теперь понят но, почему не приехал и не увез меня... У него ребенок, жена... А я болтаюсь, как оторванная от земли осинка, уцепившаяся слабым корешком... Вое клюют, меня, вс^ колют...». — Я еще не такого молодца рожу ему! — продолжала Чаных. Хохочущий гром разлился «ад долиной. Зеленое пламя молнии заглянуло в аид. Для Яманай таким же громом был побед ный хохот сквернословящей старухи, хва ставшейся умением услаждать мужа. «Бежать... Бежать», — мысленно повто ряла Яманай, но не могла шевельнуться. Ноги ее подогнулись и она устало приту лилась к высокому порогу. Хозяйка торжествующе налила чаю * поставила перед ней. — Ты — редкая гостья, будем чай пять. Мне муж наказывал: «Любимая жена моя, всякого человека, зашедшего к тебе, уго-- щай чаем, за чаем даже сердца злыдней становятся добрыми». Яманай, не слушая ее, бормотала а вал- голоса: — Такая участь наша. Перед всеми уни жайся. С языком своим не суйся, когда мужчины разговаривают, делай, что им правится, а они будут тебя мять, плевать на тебя, обманывать. Везде обман, обман.. Холодно мне... Сердце леденеет... Слезы сыпались, как дождевые капли. Она не слышала яростного шума нещадно надвинувшегося ливня и бесконечных гро-' мавых раскатов. В дымовое отверстие врывался дождь. Костер притих, будто прислушивался к грому. Чаных показалось, что рассыпают ся ближние горы и на их месте подыма ются новые вершины без единого черного пятнышка. Она вдруг сникла, прислушиза- яеь к болезненной жалобе соперницы. Многое она могла повторить, говоря о се бе. В молодости мать пела ей, что она бу дет счастливой и любимой. И она все жда ла этого, надеялась на лучшие дни. Те перь ей нечего ждать, если муж еще в прошлом году в глаза называл трухлязой колодикой и редко спал на кровати. «Как его обвинять? Он молод. И эта щупленькая не так уж виновата, — дума ла она. — Виновато время, бесжалост.яое время, так рано состарившее меня». От неистового удара грома задрожал аил. Чаных пала на землю. По морщини стым щекам текли ручьи. — Ушел мой ясный сокол, Адар, и унес радостные дни, — пискляво тянула она. — Не видела я «и одного спокойного день ка... Яманай взглянула на нее и в тот же миг;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2