Сибирские огни, 1934, № 3
Таланкеленг повернулся, напоминая ~э- баку, при каждом окрике поджимающую хвост. — Долго не принимал Большой человек, но смилостивился, — пробормотал он ьа- ученную фразу, много раз повторенную при встречах со знакомыми. — Сколько он тебе платит? — А не знаю, — смущенно ответил па стух, глядя .на небо. Прокорм дает и ладно. — Но он сказал тебе: «спросят^ началь ники — говори: сто рублей?». — Нет, — смущенно ответил тот и до думал: «Откуда он знает это». Борлай, удаляясь, покачал головой, ска зал с сожалением: — Эх, Таланкеленг, Таланкеленг. Маг бы ты стать братом добрых людей, в но вое племя приняли бы тебя, а ты стал байской собакой. Как тебе прикажут, аак и лаешь. Пастух хотел бросить громкие слова: «Одну лошадь зимой с’ел, — семью чем- то юрмить надо было, — другую волки задрали, коров хозяин назад взял — как ждать?». Но, удержавшись, сердито фырк нул и отвернулся. Борлай оглянулся на долину, мысленно спрашивая: «Что ты будешь делать, Таланкеленг, когда товарищество спустится сюда пол ным хозяином долиныНаши стада будут пастись здесь. Наш ячмень взметнет ко лючие колосья. Да, да, и ячмень будет... Посеем сами». Много этот щуплый человек принес зла — аилы разбрасывал, чужих торбсков резал, может быть он рвал шеи коням Сенюша Курбаева, но Борлай, проверяя себя, нашел, что злоба к Таланкеленгу по тухла, наоборот, он будил в нем жалость. Ведь и сам Борлай мог быть таким, если бы не упорство его, да не эти бурные го ды, открывшие глаза на многое. Ему то же говорили в юности, что слово Сапога священно, что бы он не сказал — надо выполнять, как свое желание. Ему хотелось вернуться, постыдить 1а- ланкеленга, поговорить с ним может быть целый день, как иногда делал Суртаев, и добиться искреннего раскаяния, но он знал, что дома давно ждут его с породи стым жеребцом. К тому же, он в ста ша гах от себя увидел устало покачивавшую ся фигуру женщины, подымавшейся по тропе. — Неужели это она! — мысленно спро сил, * поторапливая коня ременным пово дом. — Она, однако. Ой, как отощала. Девкой была, как из речных камней сло женная, а теперь молодой пень, со всех сторон подпаленный. Однако, брата моего искать побежала? Яманай, очнувшись от тягостного раз думья, настороженно оглянулась на при ближавшегося всадника и, узнав его, ран нодушно опустила голову, словно решила, что теперь для нее безразлично — будут ли ее хвалить или поносить и клясть. Поровнявшись с женщиной, Борлай за говорил так просто, будто не впервые встретил ее, а возобновил прерванную за душевную беседу. Она не уклонилась or разговора и не застыдилась, а отвечала, как старшему в своей семье и даже спро сила куда он ездил и походит ли д о л и н у Голубых ветров- «а Каракульскую. Услы шав, что она идет копать кандык, Борлчй кивнул головой на фиолетовые лепеегки никлых цветов, улыбнулся так, что для не го, дескать, все понятно, сказал: —-Поздно копать: кандык отцветает. — Там еще не расцвел, — она указала в горы, тряхнув лопаточкой. — Вот кота- рулька. —-А что делает Анытпас? Она растерянно взглянула на доброе ли цо мужчины и, .помявшись, ответила с не ожиданно прорвавшейся неприязнью: — С ума сходит... Овец в долину выго нит, а сам по лиственницам стреляет. Голос Яманай показался Борлаю самым приятным из всех слышанных им женских' голосов, щеки ее постепенно розовели, как распускающийся пион. Понятно поче му Ярманка так вздыхал по ней. — Я собираюсь к вам в долину... той у вас будут? — она заговорила взволнован но, выдавая свое намерение расспросить спутника о его младшем брате. %— Не слышно... — У вас, помнится, еще один брат есть не женатый? — торопилась она, облизы вая сохнущие губы. — Нет. Нас только прое. Яманай замолчала, растерянно переби рая бусы на груди. — К нам скоро народ будет собиратьс Не на той, а на ученье, — проговори Борлай, нарушая иеловкое молчание. Из-за столпившихся лиственниц вывер нулись на тропу всадники. Впереди — Са пог с Шатыем, а за ними — старики-при служники.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2