Сибирские огни, 1934, № 3
разговорчивость. Она по целым дням не выходила из жилища и на надоедливые вопросы соседок отвечала каким-нибудь пустым словом. Они уходили рассержен ные, из.аила в аил тащили: — Тоска по парню сердце ее давит. До весны не дотянет она. — Собирается к Ярманке бежать, а он на нее и глядеть не хочет: к русским уг- хал и живет там. Она сутки напролет недвижимо проси-, живала у костра, понурившись, задумчиво бормотала, словно хотела запомнить ус кользавшие из памяти слова: — Сеок... Нет никаких сеоков. И все по ди, как медведи. Забывала рубить дрова, кипятить чай, варить мясо, присланное Сапогом. Она походила на пень, занесенный све том: шуба ее заиндевела, ресницы одева лись инеем. Мороз хватал за щеки. * Муж не раз тихонько подкрадывался к ней, схватывал за плечи, встряхивал и шаловливо орал что нибудь невнятное, но она не улыбалась, чего он хотел, и не вскрикивала, а мешкотно подымалась и, как бы не замечая его, повертывалась к стенке, и отчаянии запрокидывала голову и закрывала глаза, глотая слезы. Тогда он по-бараньи топал ногой и кричал громко, будто на табун непослушных кобылиц: — Куда потянулась? Чай где? Мясо где? Она покорно подымала трясущуюся ру ку к полочкам и кидала к очагу деревян ную чашку, сырое мясо, кожаный мешок с толканом. Анытпас спрашивал себя: «Какой у ней голос?». Он слегка ударял се кулаком по костлявой спине, но она не ойкала и не стонала, напоминая исхудалую лошадь, которую сколько ни бей, она даже и хво стом не махнет, а только посмотрит с уко ром и тихо смежит тяжелые веки. Он са дился против нее, стараясь заглянуть в мутные глаза: — У тебя язык jk зубам прикипел, чго ли? Она кидала иа .него усталый взгляд, по спешно опускала распухшие веки и отво рачивалась. Ночью он пытался обнять ее неподвиж ное тело. Она прытко повертывалась, за стывшим пластом падала на землю и так оставалась у очага до самого утра. Лежа тут, она вспоминала радостные дни деви чьей жизни. Когда-то с восхищением дума ла о своем уютном аиле в будущем, о своем неугасающем очаге, теплой посте ли, о ласках мужа, а теперь согласилась бы всю жизнь проваляться на голой зем ле, без своего угла, без места, проходила бы в рваной шубенке и дырявых сапогах, согласилась бы есть одни корни кандыха с сырой водой, только бы вернуть то вре мя, когда, забывая все, с приятным трепе том ждала лунные ночи, прислушивалась к каждому звуку знакомого комоса. Однажды она вышла рубить дрова воз ле жилья и сунулась лицом в снег. Аныт пас уволок ее в аил, уложил на кровать и, заседлав каня, отправился к Шатыю. Он встретил кама возле реки. Старик, сопровождаемый прислужниками, спешил к кому-то камлать. Слушая сбивчивый рас сказ перепугавшегося алтайца, шаман ко со посматривал на него и поплевывал между лошадиных ушей. — Камлать к тебе не поеду, пока не вы полнишь волю богов, — говорил холодно, высокомерно и погрозил кивком головы.— Вчера я снова летал в подземное царство. Зрлик рассердился, выслушать меня не хо тел. «Если, — говорит, — Анытпас не от правит ко мне Борлая, то я возьму в слу ги Яманай, а потом и мужа ее». Шатый хлеонул лошадь плетью и пом чался вверх по долине. Анытпас проводил его тупым взглядом. Легкий ветер вдруг показался ему острым, пронизывавшим до костей. Зубы его сту чали. Чтобы согреться, он вывалился из седла и побежал рядом с лошадью. —• Я все сделаю, как говорят боги, — без конца повторял чужим голосом. — У меня хватит силы на это. Я сумею... Се годня же обдумаю все. Вечером к нему зашел Сапог. Анытпас приветливо вскочил и самодовольно улыб нулся, подумав: ' «Ни к кому нб ходит в гости Большой человек, только ко мне». Зарычал на жену, неподвижно сидевшую у очага: —■Само солнце в наш аил спустилось, а ты сидишь... Осовела, что ли? Яманай брезгливо отвернулась к крова ти, шабарча кротким голосом: —• Все люди, как медведи... Нет никаких сеоков... Сапог снисходительно махнул на нее рукой: — С больных опрос мал. Опустился на козлиную шкуру, услужли во подвинутую хозяином, и заговорил льстиво:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2