Сибирские огни, 1934, № 3
шись. Сейчас волчья стая разорвет смель чака. Мерно постукивая обмерзшими кисами, вошла старая алтайка с вытекшим правым глазом и тощими серыми 'космами, торчав шими вокруг засаленной шапки, сшитой из продымленной овчины. В тихости ше пелявого говора ее слышалось лукавство: — Пойдем со мной, кр'аса голубых до лин. Большой человек тебя зовет. Старуха принесла с собой свежий запах снега и пьяных ветров, всегда ощущаемый в аилах во время шумных буранов. Яма най почувствовала в душе минутное спо койствие и смело двинулась" за старухой, размышляя: «Он — голова сеока Мундус -и всем нам — отец родной, потому и заботли вый». Перешагнув порог, она боязливо озира лась. Смиренно 'Начала: —• В аил «ас, назад. Здесь шибко стра... Она не договорила. К ней приближа лась расплывшаяся масляная рожа Сапога, с жадной усмешкой на сырых губах, с противно трясущейся бороденкой и осовев шими глазами. Он, сгорбившись, шел с распростертыми руками, готовыми ехзл- тить в любую секунду. Полы расстегнутой шубы волочились. Яманай увидела его дряблый живот, обросший черной шерстью, и еле перевела дух, в груди ее оборвалось что-то тяже лое, сердце похолодело, руки опустились, будто перебитые. «Он как бы отцом родным считается... Ему нельзя с женщинами своего сеока», — пронеслось ,в ее сознании. Старуха, ехидно ухмыльнувшись черной пастью, погасила лампу и юркнула в две ри. В темноте еще сильнее застучали разби тые ставни, задребезжали стекла, словно злые птицы бились о них, норовя проник нуть в комнату, в трубе тонко заголоси ла .волчья стая. Яманай стояла не шелох нувшись, как бы окаменелая. Цепкие ког ти схватили ее за ярудь, затрещал- новый плис чегедека, треснули костяные пугови цы, посыпались бусы и серебряные моне ты. «Старуха всем расскажет», — подумала Яманай с кротостью. — «Один дурак Анытпас не услышит об этом и не поймет тайных насмешек надо мной, несчастной, беззащитной. А Ярманка непременно ус лышит и постарается никогда не встре титься оо мной. Я буду безутешно искать его». Она в душе горько посмеялась «ад со бой. Если бы не малодушие, иногда овла девавшее ею, она еще из отцовского аи ла убежала бы к Токушеву и- теперь жи ла бы с любимым и любящим. В такие минуты она с трепетом шептала: «Ярман ка одного. сеока со мной». А этот беззу бый старик тогда ей казался самой спра ведливостью. В жизни ее — мрачная полоса, несча стье за несчастьем. Она по своей глупо сти обеими ногами ступила на зыбкое лес ное болото и теперь ее затянет с голо вой. — Я из сеока Мундус... нельзя, тебе нельзя меня... — В отчаянии крикнула она, отталкивая сухую грудь харчавшего старика. Мысленно произносила: «Надо быть смелой... глаза выцарапать... Сейчас же убежать и все рассказать Яр- манке». Железные руки, обхватив ее, до боли стиснули грудь. Старик, сопя, яростно под минал ее под себя. Яманай вдруг, показалось, что где-то рухнул потолок' и лохматый зверь, топтав шийся на крыше, каменно навалился на нее. Ноги скользнули по крашеному полу. Пронзительный крик оборвался... За стенами дома крепчал ветер, буйство вали невиданные снежные смерчи. 6 . ■ Солнце повернулось на лето, знаменуя начало нового года. Алтайцы говорили: «День прибыл на веревку, которой трено жат' лошадей». Вторые сутки, как Анытпас перебрался в свой аил и был этому несказанно рад: тут уютнее, воздух свежее и знаешь, что куда положить и где взять. Поправлялся он удивительно быстро. На восьмой день после того, как встал на ноги, на щеках его • появился румянец, тело потеряло мертвенную желтизну и стало слегка ро зоветь. — На хорошем корму даже беззубый конь выгуляется, — завистливо ворчали пастухи, кивая на него. А Яманай попрежнему сохла. Даже лег кий ветерок пошатывал ее. На лице, все гда печальном, кожа нависла складками, будто у дряхлой старухи, брови возвыша лись над глубоко запавшими глазами. Ни- кто не видел ни улыбки, ни блеска когда- то веселых глаз. Бесследно пропала былая
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2