Сибирские огни, 1934, № 3

\ узнает —• только ноги мелькнут», — с тре­ петом подумал Ярманка, нажимая горячим пальцем спусковой крючок. Опять шорох, четкое постукивание копыт, а потом хлесткий выстрел. Сизый дымок на ' мгновение закрыл даль. — Неужели выстрел опоздал? Легко переметнулся через высокий ка­ мень, волоча пустую винтовку. На тропе, жалко запрокинув голову и широко раз­ бросив ноги, лежал седеющий куран, те­ ряя пряный аромат лесов, а в двух шагах от него — такой же стройный прыгун не­ красиво сел на светло-голубой снег, сразу же обмяк, словно подогретая восковая фи­ гура, и устало прикурнул к старому кед- РУ. Парень, не понимая -случившегося, бро- ■оился от одного зверя к другому — оба обожгли его руки угасающей теплотой, у обоих раны на боках «а вылет. Ярманка провел шершавой ладонью по пылающим губа-м и впервые в эту осень восторжен­ но улыбнулся. — Я сшил их на одну пулю! Этот сам налетел... По-хозяйски ощупал спины куранов — жирны ли, широко расставив ноги, поднял зверей за изящные рога — тяжелы ли. Торопливо смахнул с густых ресниц не­ вольную росу радости. Никто в кочевье не знал такой удачи. Видно в самом деле родился ои, как говорила мать, в счастли­ вый день, в солнечное лето, в веселое мгно­ вение, когда солнце поутру, обласкивая всех, взглянуло на мир. Теперь, придерживая лошадь, он с горь­ кой усмешкой шевелил вмиг побелевшими, как бы морозом тронутыми, тубами: -— Удача... счастье... Приеду, а в аиле: а-а, а-а... Беззубая баба, как сырая коло- дина.... Ему хотелось повернуть коня и скакать так, чтобы в ушах звенело, а куда ска­ кать — безразлично. Есть же, поди, такая долина на земле, где жизнь весела и без­ мятежна, как солнечный день, вдали от лю­ дей, где нет родовых арканов, оплетенных неизвестно каким безумным стариком, и где можно жить не так, как велят седые обы­ чаи, а как сердцу хочется. Пусть стонут горы, колются леса, Ярманка, Токушев сын, все-таки умчится туда. Он беркутом упа­ дет на анытпасов аил, вырвет Яманай, — и ветры в ушах запоют. Он огибал один из лысых отрогов хреб­ та. Легкий ветерок перебросил пышную кисть с затылка на лицо и шаловливо ш ребирал шелковые ниточки. — Ветры, ветры вольные... — Печальв промолвил Ярманка, — и вдруг тряхнул п ловой, полился певучий речетатив: — Что вы, добрые ветры, тащитесь, ка одряхлевшие коровы на трех ногах Встряхнитесь молодцами и промчитесь г горам быстрее тонконогих куранов. У » сите, гневные ветры, стариков и по «( гильньш местам разбросайте память старине. Расскажите, ласковые ветры, м< лодой алтайке, что я последние дни живу этой долине, уведите ее из немилого ai ла... А потом — песня, слышанная в юаюст от такого же разнесчастного парня: «Я не буду есть мясо, овареное накануне. Я «е буду жить со старухой, оставленной братом». Все громче и громче голос: «Не люблю я. реку, засыланнун» мелкими камнями. Прогоню я старую бабу, имеющую мелкий ум». Широкле брови внезапно сошлись, обр зовав над переносьем тугой узел, гла вмиг потемнели, провалившись, лицо язл мали глубокие морщины скорби и ,нед вольства собою, а голос из возвышен! звонкого превратился в скрипучий. — А может быть ей аил вонючего су ка показался милым? — Мял в руках р менный повод. — Говорят, что самое че ствое сердце можно лаской растопить, к масло на огне. Зубы его слиплись, точно морозом ск вало их. На потные бока спотыкавшей лошади то-.и-дело сыпались яростные уд ры плети. Открылась долина Голубых ветров. О руженные снежными завалинами и покр> тые ледяной броней, аилы напоминал» б лезненные волдыри. Дым вился молодым облаками, лохматые тени, как медвежь лапы, гладили белую равнину. Остроухая собака встретила хозяина р доетным повизгиванием, подпрыгивала седла, как бы хотела облапить. На шу выполз сам Токуш, закрывая голую груд шубными лохмотьями. — С полночи баба мается, — глуховат! предупредил сына, взглянул на добычу я ворочая мутными глазами, воскликнул: — Глаз у тебя мой, ъ-рный. — Зажму