Сибирские огни, 1934, № 3
смех, голоса жеребят, испуганных неисто вым шумом. Равнодушно и невнятно мы чали коровы, осовевшие на привязи нэд теплыми лучами осеннего солнца. Кру гом — волнующееся море голов, хвастли вые беседы, завистливые голоса, задорчые возгласы. Кержаки в длинных черных каф танах и кошемных шляпах, с широкими лицами, заросшими жестким, как прово лока, волосом, всюду несли с собой тзонь древности, полуистлевших мхов, угрюмых нзО, .воска и ладана. Остроголосые мужи ки из ямщицких деревень принесли запа хи пережженного на тележных осях дег тя, теплой дорожной пыли и махорки-са- мокрошки. Расфуфырившиеся в сарафанах бабы пахли коваными сундуками с лежа лыми кашемировыми платьями и тонкими холстяными скатертями. Вокруг цветистых , шапок алтайцев вился приятный аромат поблекших лиственничников, унылйх кед рачей, сухих трав. Ко всему этому при мешивался едкий запах навоза и кислый — пота. Из полураскрытых балаганов тянуло бодрящей свежестью тугих снопов умолот ной пшеницы, полупудовых кочанов соччой капусты и огромных, как жернова, голу бых тыкв. Не то «а ярмарку слетелся на род, не то на бега. Но почему никто не торговался, не хлопал руками, набивая пе ну<* Алтайцы двигались за Суртаевым креп ким косяком, как ходит рыба в море. По обе стороны рокотали дерзкие людские волны, — ругались, мужики,' плевались ба бы: — Таскат нечистый, немаканых туто-ка. — Вшей да блох напоказ привезли: на граду получить норовят. — Вши у них породистые, да крупные, ну что твоя пшеница. У входа в самый большой балаган Сур таева остановили кривые строки на крас ных полотнищах: • „Д олой дальноземелье ! О рганизуйт е вы селки . К ул ьт у рн о е хозяй ст во — прямой путь к п об ед е ! Хорош ий хо зяи н собирает д в а колоса там, где ро с один ." На лицо его пали грустные тени, бро ви — крылья темные — неловко шевельну лись, голос стал рычащим: — Разрешите экскурсии пройти. Мужики потеснились. -Они возле огром ного снопа красного клевера пересыпали с руки на руку желтовато-фиолетовые и мелкие, как мак, семена, пробовали va зуб. Филипп Иванович услышал: — По четыреста рублей с десятины гре бет! Вот это культурник! — Не наш брат Елисей-мелкосей! Чи стое золото намолачивает. Из противоположного угла неслись вну шительные похлопывания руками по бед рам и голоса, голоса: — Полторы сотни пудов, говоришь, с одной десятины собираешь? И рано поспе- ват? — Оно, конешно... Святая пшеничка. Сам Ной, слышь, кормился ?ю, вот и на зывается по-ученому «Ноэ», а по-нашечу, по простому — Ноева. — Святая не святая, а золотая. — Нам бы как раздобыть ее малость? — Он тебе променяет: за пуд десять пуд об отдашь, за то, паря, хлеб осеагью лопатой не проворотишь. К. опешившим алтайцам деловито по двинулась сутулая девушка со вздернутым нсссу на мучном лице, с льняными вою- с.-'В-.и, торопливо спутанными в две пыш ных косы, в простых сапогах и сером тольдёноровом халате. Филипп Иванович сказал об экскурсии и, урывками кидая взгляд то в один, то в другой угол га- вильона, спросил осуждающе: — А почему, товарищ агроном, комму ны не представлены? — Есть отдельный павильон. — Голос девушки оказался приятным. Тайком взгля нув на стройный профиль посетителя, она решила, что этот человек всегда и го веек считает себя правым, заговорила со странной робостью. — Выставочный коми тет так постановил. Считали, что иначе экспонаты «Искры» потонут в общей -лас- се экспонатов. — И нет ничего, напоминающего о ком мунах? 1 — Там есть лозунги. Выставочный ко митет... — Голова у него мусором забита, что ли у комитета вашего? Дерушка сконфуженно потупила глаза, смутно ощущая неловкость и будто при нимая на себя какую-то долю вины. — Вы напишите об этом. У нас есть книга для записей. — Я понимаю, что не вы в этом вино ваты, — ободряюще гудел Филипп Ива нович, не слушая ее. Алтайцы рассматривали туше снопы зо лотистого овса, щупали медно-красные ко лосья и жевали твердые жемчужины пше ницы. Один Чумар оставался рядом с Ле вушкой. «Она — ученая, все знает», — подумал он а: спросил:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2