Сибирские огни, 1934, № 3

щ энное отцом, и он вырезал его на тажа- уре, седле и ножных. А сегодня он может вырезать свое имя. Сам учитель хвалил его за прилежность и ясный ум. Ему подали обгорелую и смрадно воняв­ шую косу. Он повертел ее в руках и ки­ нул обратно в костер. — Живая! Смотрите, живая! Борлай молча подвинул к себе полено, взглянул на брата. — Отрубим, а? — Руби. Будешь красив, как комолая корова, — отозвался Байрым. — А у тебя смелости нехватаег? — Посмотрим, у кого хватит смелости курмежеки из аила выбросить. — Хочешь быть настоящим коммуни­ стом? — спросил Суртаев, когда старший Токушев пал рядом с поленом. — Ие! Сунув отрубленную косу за пазуху, Борлай подумал, что теперь похож на русского и может назвать Филиппа Иза- новича братом. «А он не обидится?» — мысленно спро­ сил сам себя. — «Наверное, нет. Теперь мы — люди одного племени, молодого и сильного. У этого племени был Большой человек. Жил он в самом большом гооо- де, сердце его всегда болело б бедных. Это он сказал, что надо прогнать белого царя и зайсанов. Уходя, он ум свой оста­ вил товарищам...». Костер медленно угасал. На лиственнич­ ных досках лежало горячее мясо. Алтай­ цы выдернули ножи, готовясь к завтраку. 5. В аиле треск костра и здоровый храп. И 'Вдруг — взволнованный голос: — Токушевы здесь живут? Под’ем тороплив и шумен. Борлай протер глаза большими пальца­ ми, кинул тревожный взгляд к двери, рде стояли двое — полусогнувшийся, будто косое дерево, великан и приземистый ко­ ротыш. — Народ уходит из Голубой долины, — сказал маленький, увидев старшего брага. — Злой человек появился: каждую ночь телят режет, жеребят, давит, а наро^ гово­ рит. «Дух берет, несчастливое место», — сообщил Утишка, опускаясь на коленки и грея руки. — Надо держать народ. Место хотя и не хорошее, но вольное... «Это дело рук того мерзавца, который потерял трубку», — подумал Борлай и спросил Ярманку о Таланхелемге. — Дома не спит. Говорит, что козлов промышляет, а мяса нет. — Я по аилам ходил и всех уговари­ вал: «Надо жить здесь да работать боль­ ше — распыхаемся, скотом обрастем», ко мимо ушей слова летят, — рассказывал Утишка, прикуривая от головешки. — А долина такая, что можно жить. Если в землю смотреть, а не на небо — сама зем­ ля богатство человеку родит. Раскуренную трубку подал Борлаю и принял от него такую же. — Сейчас Сапога встретил, поругались... — Как? Расскажи. — Филипп Иванович почьинулся к нему. — Вы же одного с ним сеока. Он вам как бы отец... — Какой он мне отец... Плюю я на не­ го. — Бакчибаев выругался, сплюнул в огонь. — Остановил он меня >и говорит: «Слышал я, что ты свой сеок основывать хочешь? А люди старой кости... Об эгом не подумал? Знаешь, как старики жи­ ли?» — А я ему в ответ: «Вчера был дань такой, а сегодня этакий, и не будет тако­ го, как вчерашний. Сеок мне никакой ье нужен, я о своей семье забочусь». Он рявкнул тут: «А я — о народе». — А Утишка ему, — зазвенел голос Ярманки, — так выпалил: «Твои дни лро- шли. Другим дай вволю пожить». Суртаев только по голосу узнал поху­ девшего парня, осветил осунувшееся жел­ тое лицо с одрябшими подглазницами и мысленно заключил: «Обязательно его в школу, напористый». — Теперь не старая власть: не даст Са­ пог народу волю — сами возьмем, — гре­ мел Утишка. — Так, Борлай? — Непременно возьмем, — отозвался тот, подумав: «Вот будет помощник мне! Не знал я, что в нем такая смелость бьется». Филипп Иванович сказал успокаивающе: — Скоро мы кончим курсы и к вам при­ едем. Глава шестая. Над пестрым квадратом базарной пчэ- щади, обнесенной светло-желтыми, коно­ вязями и наполовину загроможденной ть- совыми балаганами, нарастал нестройный 'гул, победно катился в золотистую даль хлебородной долины. Тоскливо ржали уто­ мленные неподвижностью лошади. Яростно перелягиваясь, взвизгивали сытые жергб- цы. Лились тонкие, похожие на легкий