Сибирские огни, 1934, № 3
установились: им нравится, что я в од ном *с ними аиле живу, общую трубку ку рю и т. д. Курсы думаю продлить, хотя бы на полмесяца». Перевернув последнюю исписанную стра ницу, Суртаев решил сделать очередную запись. Писал долго. Время от времени останавливался, дохруста стискивал зуба ми карандаш, смотрел на пылающие по ленья и с прежним. рвением набрасывался на бумагу. 3. Осторожно перешагнув высокий порог, словно входя в незнакомое жилье во вре мя отсутствия хозяев, Сапог смиренно молвил: — Якши?! — Заискивающе посмотрел на Суртаева глубоко спрятавшимися гла зами. — Здравствуй, товарищ! Жалобно зашумели шубы. Забыв обо •всем, вскочили Мундусы, будто распря мился молодой лес после лихого налета ветровала. Разноголосый переклик — торо пливые ответы на приветствие... Борлай вскочил, не отдав себе отчета, но в тот же миг, вглядевшись в лицо старика, кам нем хлопнулся рядом с учителем, зашеле стел газетой, по лицу, пошли тени, щети нились упавшие на глаза густые брови. Суртаев с холодным укором посмотрел на курсантов. Они испытующе переглядыва лись, как будто спрашивали: «Кто первый вскочил и своей безрассудностью увлек меня?». Виновато посматривали на насу пившегося руководителя и садились во круг очага. — Новости есть у мудрого человека? — Голос Сапога — теплый мед. Он подсел к Филиппу Ивановичу, дар ственным жестом предложил раскуренную монгольскую трубку, обвитую серебряны ми поясками, но встретил холодный и от талкивавший взгляд. — Нет новостей, — сквозь зубы пробор мотал Суртаев; трубку как бы не заметил. Кто-то учтиво спросил: — А у Большого человека новости ка кие? — Новости — в газетах, — глухо отоз вался Сапог, посматривая то на одного, то на другого. — Я газеты давно не чи тэл Глаза затупились. Молодой народ чи тает, но из-за гордости своей старику сказать не желает. Минутное молчание было тяжким. Треск ■сосновых сучьев в костре и шелест измя той газеты в руках Суртаева раздражал; Сапог подвинулся к почетному месту и, с достоинством подняв голову, в упор бро сил: — Говорят, скоро напечатают книги на нашем языке? Не написано про это? Повторил полузабытое повествование, слышанное от стариков: «Давно-давно у народа нашего были большие книги, мудрые, как солнце. Хра нили их зайсаны в кожаных сумах с зэ- лотыми замками. Однажды кочевали на;ии предки в широкую долину. В те дни про шли дожди, вздулись сердитые реки, пе ресекшие путь. Вода покрыла лошадей, наполнила сумы. Намокли книги, слиплись листы. Старики повесили хранилища муд рости на осину, чтобы жгучее солнце вы пило воду из мокрых листов, но прибежа ла белая корова и проглотила книги». И закончил поучительным тоном: — Теперь делают новые книги для ал тайского народа. Хорошо, если бы муд рость столетий запечатлели в них. Царь держал народ в темноте, теперь — свобо да, народ надо учить. Филипп Иванович усмехнулся, хотел ска зать, что «неграмотный пастух для бая — клад, а грамотный — смерть», но промол чал. Сапог заговорил сладким голосом: — Умный алтаец живет в заботах о де тях. Мое сердце любовью горит, как огонь, когда я вижу народ свой за книгой. ' Кто-то поднес ему чашку араки. — Заботы о вас ни днем, ни ночью не покидали меня. Мои пастухи пригнали вам пять быков. Ешьте. Суртаев швырнул газету, схватился за карман. — Мы тебе заплатим. Перед его лицом поднялась простертая ладонь, точно кнут укротителе — Это — мой скромный подарок совет ской власти. Филипп Иванович побелел, вскочил и затопал ногами: — Советская власть в байских подарках не нуждается. Вон отсюда, волчья морда. Вон! Одновременно с Сапогом, поднявшимся с важной медлительностью, снова вскочи ло несколько человек, которые решили от дать должное главе сеока. — Якши болзын! — спокойно произнес гость. — До свиданья, товарищ! В дверях вполголоса, но многозначитель но напомнил пословицу: Сиб. Огни 4.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2