Сибирские огни, 1934, № 3

— Рассердится Большой человек, на гла­ за к себе не пустит. Русский начальник осенью уедет, а я куда подамся? Можно бы на промысел, но кто даст ружье, про­ виант, коня? Он облизал шелушащиеся толстые губы, вскинул крутые брови, дернул за правый повод. Лошадь сердито заплясала, повора­ чиваясь, !и, снова почувствовав ослаблен­ ные поводья, .махнула в домашнюю сторо­ ну. — Он скажет, сколько у меня денег. Вечером-у костра Борлай брил голову Суртаева. Казалось, что он не мыльную пену с волосами соскабливал, а сдирал ко­ жу: медно-красный череп блестел. — Наш человек!.. — Алтай человек, Филипп Иванович! — восклицали алтайцы. — Не надо... Бороду —■ я сам, брит­ вой. — Суртаев испугался, когда нож шаш­ кой блеснул возле левого глаза. После ужина он разостлал в глубине аила белый войлок, бросил в изголовье маленькую подушечку в засаленной серой наволочке, сдернул сапоги и скинул гим­ настерку. — Пусть отдохнет тело. Возле него ложились алтайцы, подгиба­ ли руки под головы и засыпали. Они ле­ жали теснее мостовин на шатком мосту через таежную речку. По другую сторону очага, на той половине, которая в обыч­ ных аилах считается женской, прикрыв­ шись шубой, выпятив к огню сухую грудь с опаленными волосами, посвистывал ши­ роким утиным носом Байрым. За его спи­ ной гордо торчали одинокие стебли немя­ той травы. Человек пять, которым нехва- тило места на мужской половине, дрема­ ли, сидя у порога. На рассвете, когда сон особенно сладок и заманчив, ,в полуоткрытом чемодане на­ хально задребезжал будильник, напоминая далекий хохот шаманского бубна и звон побрякушек на лоскутной ризе. Филипп Иванович не успел открыть глаз, а уди­ вленные курсанты уже повскакивали, гото­ вые на головах унести аил. Сгрудились к двери. Кому-то наступили на ногу, кому- то отдавили руку... — Это звонит машинка. Будят нас. Вот она. Суртаев поднял над головой серебри­ стую коробочку. — Они время меряют, как человек до­ лину, — заговорил он. — Сказывают, ко­ гда солнце встает, когда день умирает... — А рога какие у машинки! — Живая... Сердце бьется... Ой, ой! Борлай с важностью бывалого загуде приятным басом: —' Я а городе, — далеко-далеко, два г да ехать дотуда, — видел живые дом Красные и длинные такие. Люди зайдут, дом как загудит... Орет, а сам бежит... глазах зелено... На лице Филиппа Ивановича просиял признательность: «Поможет мне больше, чем я ожидал < него!». К полудню разговоры о часах bapj оборвались. Тогда кто-то вспомнил, чт младший Токушев ночевал по правую сг< рону очага. —■Где у нас баба? Чай варит? Байрым с выпученными глазами и с:к; тыми кулаками выскочил на залитую сол) цем лужайку. — Кто сказал: «баба»? Модоры, bohr чие барсуки? Они, а? Задиристо гаркнул Сенюш: — Они, со времен дедов косоротые... В тон ему ответили: — А у Мундусов глаза лягушечьи... Д; мали, слепошарые, что барана — в коте, а очутилась старая жаба. Тьфу! — Вшивики. На гнилом теле вши, ч; быки. — У вас блохи по верблюду... Толпа вмиг раскололась — стенка npi тив стенки. Неистовый шум заставил Суртаева бр< сить плакаты, которые он развешивал большом аиле. Засунув руки в карман) он выкатился на лужайку, ворочал лед| ными глазами, рубил: — Замолчите, товарищи. Успокойтес Здесь нет ни Модоров, ни Мундусов. 3 будьте о сеоках. Когда все, продолжая коситься на лг< дей другого рода и сторонясь от ни как от зачумленных, шумя широкими ш; бами, хлопнулись на землю, Суртаев з говорил твердо: — Там, на месте кочевий, у вас бьи сеоки, деления на кости, «а различные р1 ды. Придя сюда, вы отказались от тог что было, от прошлого. Вы составили к: бы новое племя. Многие из вас спрашив ли меня — нельзя ли им вступить з па, тию. А партия — это племя, у которо! есть свои старшие, руководители, отц! так сказать.., Аргачи расседлал лошадь и, прихрам! вая больше, чем всегда, боком подвинул'